Светлана Башкатова - Невия

Что за…? Чей- то розыгрыш? – внутри у меня неприятно засосало.– Вряд ли это как-то связано с моими друзьями. Такие шутки не в их духе… Адресовано послание мне, ведь меня назвали по имени. Значит, это кто-то из знакомых мне людей? Но это не близкое знакомство, раз обратились на Вы. Но почему не поговорить прямо? Почерк, кажется, женский, незнакомый. А вообще, кому надо меня обманывать, зачем? И безотчетный страх лизнул сердце – какая-то бессмыслица! Живу одна, работаю в клинике практически сутками. Богатства не нажила, так что любым мошенникам от меня вряд ли может быть что-нибудь нужно. И… ни с кем не встречаюсь. Так что и в этом смысле обманывать меня вроде некому…

Продолжая недоуменно разглядывать послание, я поднялась в спальню. Лихорадочно перебирая в уме все возможные варианты объяснения случившегося, и не остановившись ни на одном вразумительном, я в сердцах отбросила конверт в сторону. И, словно надеясь на помощь, или хоть на какой-нибудь ответ, обернулась к зеркалу… Ведь больше помощи было ждать неоткуда. Копна растрепанных волос, растерянный взгляд. «Я ни с кем не встречаюсь…»

И мысли мои, как часто теперь бывало, когда я вдруг выхватывала в зеркале свой полуобнаженный, чуть растрепанный вид, тотчас возвратились к Илье. Смогла ли я забыть его за этот год? Возможно ли продолжать себя обманывать?

«Илюшка, любимый, помнишь – вот так же, только вдвоем, мы порой останавливались с тобой перед зеркалом, поймав словно в объектив мгновенную картинку нашей жизни: двое растрепанных после сна и совершенно счастливых человека… Я пыталась запретить себе вспоминать об этом! Но все бесполезно: сердце так и не подчинилось. Прошло столько времени, а мне все кажется, стоит только окликнуть, позвать, и я услышу твой голос, отзывающийся моему»…

…В то лето когда мы впервые познали друг друга, мы были счастливы! Мы уходили подальше от чужих взглядов, проводя каждую возможную минуту вместе. Мы исходили вдвоем все леса и парки, колесили по полям и возвращались, шатаясь от усталости в дом, но и там продолжали заниматься любовью до изнеможения! Мы исхудали. Часто слышала я вопросы в свой адрес; чувствовала сама – щеки ввалились, но глаза – сияли. И не могла я скрыть улыбку, светясь от счастья! Все вокруг стало неважным: мы жили в каком-то своем, принадлежащим только нам мире, а все окружающее было лишь иллюстрацией, фоном для нашей любви.

Мы любили друг друга среди трав, которые казалось, достигали солнца; их терпкий аромат пропитывал наши одежды. Мы мяли красные ягоды в лесу, и вкус поцелуев навечно смешался для нас со вкусом этих ягод, вкусом лета. Мы были частью мира, окружавшего нас, дарившего нам приют, уединение. Мы доверяли этому миру свою любовь, свои слова, свои души, так же как безгранично доверяли друг другу. И боялись лишь одного – того, что приходилось расставаться иногда на несколько часов, так как мы все – таки находились в другом, реальном (или нереальном?) мире, где необходимо было разговаривать с какими-то людьми, выполнять выдуманные кем-то обязанности. И тогда нам приходилось затаиваться, задерживать свое дыхание, задерживать ритм сердца и проживать этот мучительный день друг без друга, чтобы воскреснуть при нашей встрече вновь… Мы желали друг друга при каждом прикосновении; все вокруг было только ради этой встречи и ради этой любви! Мы много говорили друг с другом, и с каждым днем все более удивлялись тому, как могли друг без друга жить, дышать, смеяться. Мы узнавали друг в друге лучшие свои мысли, лучшие стороны души, то, чего не хватало одному, было частью другого, и он щедро делился этим и дополнял другого. Отныне в наших жизнях было восстановлено равновесие – Вселенная, наконец, обрела для нас смысл! Мы стали единым целым. Даже друзья были «изгнаны», для них не оставалось ничего – ни времени, ни сил. Мы видели и чувствовали – неминуемо отдаляются они от нас, но не в силах были что-либо изменить. И продолжали наслаждаться лишь друг другом…

…Наш дом был наполнен цветами. Я всегда любила розы, и теперь они были повсюду – в ванной, в спальне, в других комнатах. Не хватало ваз – и они заняли все, что можно было для этого приспособить! Аромат роз стал моим постоянным спутником. Куда бы мы ни шли, где бы ни встречались после дня работ, дня проблем, Илья неизменно встречал меня моими любимыми цветами. И я прижимала их к сердцу, вновь и вновь вдыхая сладостный аромат. А затем они чуть покалывали мне руки в кино, или лежали рядом со мной на столике кафе, куда мы заходили посидеть перед тем, как отправиться домой. Они сопровождали нас на прогулке по реке, когда я боялась, что их слишком растреплет ветер, а Илья лишь смеялся надо мной из-за этих страхов. А в другой раз, когда мы прибежали домой под ливнем, и они действительно промокли, как и мы насквозь, аромат их был столь сильным и чувственным… И мы едва успели сбросить промокшую одежду, и любили друг друга прямо около порога, едва захлопнув дверь и рассыпав розы рядом…

…И лишь много времени спустя я поняла: жизнь без любви похожа на монолог, который все продолжаешь и продолжаешь – только бы не оказаться в тишине, не ощутить пустоту, едва замолчишь, чтобы перевести дух. Иллюзия окружающей жизни похожа на мираж: кажется, есть что-то значительное, чем наполнить день, куда отдать силы, но стоит оглянуться – и картинка выдуманной тобой жизни блекнет, все чужое и чуждое исчезает! И остановившись на миг, с ужасом видишь вокруг себя лишь безбрежные, безжизненные пески пустыни. И скорее вновь продолжаешь привычный монолог в щемящей надежде услышать когда-нибудь голос, отвечающий тебе, зовущий лишь тебя.

И мне показалось… Я словно услышала голос из сна: «Анна… Анна!» И сердце мое сжалось…

Взгляд Петра был обращен в окно. Коллеги врачи разбрелись по палатам на утренний обход, и он остался в ординаторской один. По его лицу трудно было понять, видит ли он то, что находится за стеклом, или мысленно где-то еще, так неподвижно и бесстрастно было его выражение. И хотя лаборантка уже дважды заглядывала в дверь и напоминала о том, что студенты разошлись и через двадцать минут прибудет новая группа, он не пошевелился. Он все еще не мог собраться с мыслями. Уже два дня как он вернулся из Израиля, и два дня как потерял покой и сон. Необходимо решаться прямо сейчас, он чувствовал это. АННА НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ. Сомнений у него больше не было. НИКТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ. Глупо упускать такой шанс…

Взгляд Петра остановился на группе студентиков, скачущих меж луж в направлении крыльца клиники словно стайка вымокших под дождем воробьев. При мысли о том, что он вынужден вот уже в который раз пересказывать им один и тот же учебный материал, его передернуло. Как же ему осточертела рутина: кафедра, клиника! И вообще: этот город, эта страна! Столько усилий, и все ради чего? Ради паршивого места преподавателя?!