Владимир Киреев - Возвращение к себе (сборник)

Костер приветливо потрескивал, иногда выстреливая угольками в собиравшихся возле него поселенцев. Похлебка кипела в ведре, выплескиваясь через край, и, вскоре, сняв пробу, Полина скомандовала:

– Мужики, можно снимать, готово.

Когда все уселись кружком вокруг костерка, Павел достал бутыль отцовского первача, плеснул в глиняные кружки и, поднявшись, со значением сказал:

– Будем здоровеньки на новом месте!

– А места тут славные! – отозвался Змитрок. Павел приобнял зябко кутающуюся в шаль жену, неотрывно глядевшую на огненные сполохи костерка, и шепнул:

– Ты выпей – все теплее будет.

Она отхлебнула из кружки, от крепкого самогона перехватило дыхание, но тут же тепло стало растекаться по всему ее телу, измученному дорогой и неизвестностью.

– Павлюк, а здесь поди и ведьмеди есть? – обратился к старшему Афанас.

– А как же! – раздался из темноты голос Гаврилы Чеснокова. – Только что по улицам не бегают.

Он подсел к честной компании, принял из рук хозяев кружку, со вкусом разломил краюху хлеба, вздохнул: «Черниговский помол».

Потекла неторопливая беседа про тех, кто остался на родине, про то, что надо учесть, обосновываясь в здешних краях.

Афанас, которому не давала покоя мысль об охоте, снова не удержался от вопроса:

– Братка, а мы на ведьмедя пойдем?

– Непременно.

– Ой, а может, лучше на куропаток?

– Куропаток здесь нету, – пояснил Змитрок. – А вот рябчиков по ельникам много.

– Не робей, земеля, – ободрил Афанаса Гаврила. – Сходишь и на рябчиков, и на медведя, лишь бы хата была добрая, да борщ в чугунке.

Остро пахло дымом гаснущего костра и свежей древесной трухой – излюбленной заваркой в семье Кириенко. Обжигаясь, глотали горячий взвар, гуторили. Потом стали устраиваться на ночлег, выбирая себе места среди скарба на подводах. Скоро у костра были слышны голоса старших братьев и Гаврилы. Да и те беседовали недолго: завтра с раннего утра предстояло приниматься за работу.

Перво-наперво требовалось соорудить землянки. Потом – земля. Надо раскорчевать и обработать ее, чтобы уже этой весной посеять все, что необходимо для зимовки: рожь, пшеницу, гречиху, просо, лен. Посадить картошку. Коли поленишься или промедлишь – на следующую зиму и сам с голодухи ноги протянешь, и детишек заморишь. Змитрок и Афанас пилили сосны, шкурили их для стояков и наката в землянку. Павел с Митрофаном рыли котлованы для временного обиталища. Бабенки убирали с участка срубленные сучья и ветви, расчищали место для пашни.

С землянками работа продвигалась медленно. Земля на глубине оказалась промерзшей и приходилось отогревать кострами, рыть слой за слоем, по мере оттаивания. Решили на скорую руку сложить два шалаша. Тут пригодились и срубленные сучки, и сосновый лапник. Погода явно благоволила к переселенцам: было тепло, сухо, солнечно, и все в полном составе трудились с утра до вечера. Через две недели была готова и землянка. Столбы и перекрытия ее, сработанные из смолистой сосны, источали таежный сладковатый запах. Радости не было предела и новоселье решили отметить всей семьей, для чего Змитрок выудил из своих запасов бутылку горилки.

– Наливай, Павлюк! – радостно кричал Митрофан, нарезая ржаной каравай ломтями величиною с лапоть.

Выпили за новое жилище. Мужики принялись черпать из ведра суп Полины. Афанасу, которому впервые довелось отведать «огненной воды», стало жарко.

– При таком питье да при таких харчах, – раскрасневшись, кричал он, – и жить охота, братки!

Павел обнаружил на опушке дикий смородиновый куст и сломал несколько веточек. Когда же он бросил их в кипящую воду, показалось, что крутой ягодный запах пошел по всей деревне. Отхлебнув из кружки, Змитрок мечтательно заметил:

– Летом пахнет…

– Да оно и не за горами! – засмеялся Павел.

Пока женщины убирали и мыли посуду, мужики засмолили по цигарке. От огня струилось тепло. Яркие искры роями поднимались в темное небо, когда Афанас ворошил костер, чтобы в нем не оставалось непрогоревших головешек. Из таежной чащи веяло терпким, сырым ароматом весенних первоцветов.

– Павлюк, что дальше робить будем? – спрашивал Змитрок, глубоко затягиваясь самосадом. Он добровольно отдавал инициативу своему брату, зная, что тот более решителен, смел и настойчив.

– Теперь пахать треба, скоро черемуха зацветает – пора сеять. Медлить не след: лето тут жаркое, но короткое.

– С утра начнем! Как думаешь, братка, успем? – Змитрок запустил пальцы в кудри Афанаса. – В деревне никто еще к севу не приступил.

Утром Змитрок запряг лошадь, вывел ее к меже и встал за плуг. Афанас взялся за уздцы, и они медленно двинулись вперед по целине, ровно прокладывая первую борозду. Женщины с детьми на руках и братья шли следом: такой торжественный момент нельзя пропускать – начальная борозда, она как праздник. Черная, блестевшая на солнце земля, вывернутая лемехом, казалось, с нетерпением ждала семени. После нескольких концов Павел с Митрофаном сменили пахарей, аккуратно прокладывая борозду к борозде. Лошадь тяжело дышала, вздрагивала и как бы косилась: целину поднимать – не пашенку пахать.

– Да-а, – озабоченно сказал Павел, утирая пот со лба, – дать бы ей овса мешочка два…

– И мучки не помешало бы, – согласился Змитрок. Кобылка и впрямь устала после первых же часов работы, сказывала весенняя бескормица. Тогда братья впрягли жеребца, но вскоре и он выбился из сил. Так, меняя лошадей, им удалось вспахать изрядный клин. Устали и люди, и скотина, но если после ночного отдыха мужики восстановили свои силы, то на лошадей было больно смотреть: выглядели измочаленными и квелыми, грустно смотрели на хозяев и пытались щипать едва пробившуюся весеннюю травку.

– Да, хлопцы, – Павел, поглядывал на изнуренных лошадей, – нынче вы не работники, пахать не будем.

Он только сводил жеребца наскоро сбороновать вспаханную накануне землю, а потом, стреножив коней, отпустил их пастись. Занялись огородами, устроили гряды под морковь, редьку, свеклу. Павел насыпал в большую рогожную суму семенной ржи и повесил на плечо, пошел по пахоте, разбрасывая пригоршнями зерно.

На другой день сделали еще одну попытку пахать, но к вечеру еще более замучили лошадей. Пришлось снова браться за раскорчевку, жгли выдернутые из земли пни. Затем засадили небольшое картофельное поле, семенные клубни кончились. За ними нужно было ехать в Чебулы, да и с кормом для лошадей надо было что-то придумать.

Смазав телегу, Павел запряг жеребца, сунул за пазуху оставшиеся от переезда деньги, скомандовал Афанасу, чтобы тот со своей котомкой усаживался в телегу. На всякий случай прихватили с собой берданку – дорога-то через лес.

К обеду прибыли в Чебулу. Базаришко тут был небольшой, но все необходимое было. Купили картошки, муки, соли.