Виктор Сбитнев - Янки при дворе губернатора

Возле задымлённого лесной гарью дома их встретил радостно повизгивающий Никита, который самостоятельно загнал всю разгуливавшую по опушке живность на двор. Няня Груня благодарно потрепала его по загривку и сопровождаемая жалобно мяукающей Кузиной отправилась на кухню с тем, чтобы наскоро собрать что-нибудь на стол. Трава неподалёку от дома тоже горела, видимо, подожжённая летучими искрами. Альберт с Николаем срубили возле дома несколько длинных веток рябины и спешно отправились гасить эти зловещие огоньки. Минут через десять няня Груня окрикнула их от калитки, они сбили последние языки робкого ещё огня, бросили на обугленную землю свои орудия и пошли к дому умываться.

– Давай-ка разденемся хотя бы по пояс, а то пропахли все как погорельцы. – Предложил Альберт. И они, сняв рубахи, стали плескаться над деревянной кадкой, довольно урча и охая.

– Ты смотри, Альберт, а ведь у тебя брови обгорели, – недовольно покачал головой Николай.

– А у тебя – усы, – заметил в ответ Альберт, – да и волосы тоже.

– Да, палило сильно, – согласился участковый. – Давно я так не влипал. До меня только сейчас дошло, что всё это, если бы не ты, могло кончиться для нас и гораздо хуже. А может, не дай Бог, для кого-то и кончилось. Надо сводку запросить…

– Да её, наверное, ещё и нет. Не успели сверстать, – успокоил Альберт. – Ты давай сначала перекуси малость, приди в себя. Пусть пожарные поработают с МЧСниками. А потом уж и сам пойдёшь на пепелище… И они сели к столу под окнами дома.

Няня Груня выставила сваренный поутру суп из боровиков со сметаною, холодец с хреном и малину с молоком и сахаром. Ко всему этому прилагались также хлеб-самопёк и крупно нарезанные помидоры весьма странного синеватого цвета.

– Сибирский сорт, – указала на помидоры Альбертова тётка. – Сестра прислала в прошлом году. Вы на цвет не смотрите, это ведь не цыплята какие-нибудь, а томаты! Альберт попробовал и не мог оторваться. Помидоры были слаще малины.

– В интернат что, вместе пойдём, или как? – Спросил Николай.

– Или как, – убеждённо ответил Альберт.

– Ты только не обижайся, Николай, – извинилась за такую племянникову убеждённость няня Груня. – Но Алик прав. Ты – здешний участковый, а потому, появись вы вместе, сразу появятся подозрения и догадки насчёт цели его визита. Ну, почему это журналист, например, не с лесничим там или председателем сельсовета пришёл, а с милиционером?

– Да я не обижаюсь, няня Груня, – примирительно отмахнулся Николай, – хотя, если подумать, то всё логично: учителя английского ихнего убили? Убили. Вот я и пришёл заодно с журналистом.

– И всё-таки лучше по отдельности, – упрямо вела свою линию Альбертова тётка. – Так меньше вопросов, а главное – больше узнаете, каждый – со своей стороны. Так и решили, а потом за это и выпили по стаканчику золотой ароматной медовухи, закусить которую няня Груня подала по плошке мочёной брусники. Отобедав, участковый блаженно закрыл глаза и на несколько минут забылся каким-то полусном – полудрёмой. Потом решительно поднялся и, поблагодарив хозяйку за божественный обед, подался «констатировать» последствия пожара. Альберт же, напутствуемый тёткой, стал собираться в интернат. Ручка, блокнот, диктофон, фотоаппарат, термосок с холодным клюквенным морсом. Ну, и одежда соответствующая, без излишних изысков: всё ж таки учебное заведение…

По дороге он встретил несколько пожарных машин, которые томились в ожидании отъезда. Брезентовые люди уже успели смотать свои пожарные рукава и уложить остальной рабочий инвентарь. Оказывается, гонимый сильным ветром огонь дошёл до самой речки, где его и встретили во всеоружии. Как ни странно, но именно ветер не позволил пламени двинуться внутрь сосняков… «Ладно, – успокоил своё журналистское любопытство Альберт, – об этом потом. Успеется. Лесничий обещал посодействовать, а он, вроде, мужик дельный, зря болтать не станет, как наш нынешний губернатор».

Первое, что сразу бросилось в глаза видавшему виды журналисту, это чересчур большое количество машин во дворе интерната. В числе прочих стояла здесь и Николаева «Нива». Неприятное ощущение тут же появилось в груди и вскоре переросло в гнетущую тревогу. С этой тревогой Альберт и переступил высокий порог детского заведения. Из-за конторки ему навстречу поднялся пожилой мужчина, почти старик, спросил, по-гаишному заглядывая в глаза и принюхиваясь:

– Вы к кому и по какому делу?

– Я – к директору, – попытался быть солидным Альберт. – Я из областной газеты, командирован к вам насчёт пожаров… Вот и командировку заодно надо отметить. – Он достал подписанный и пропечатанный Линдмарком бланк «Курьера» и аккуратно положил его на столик перед интернатским привратником. В ответ тот посмотрел на Альберта с нескрываемым испугом. Спросил почти шёпотом:

– Что, писать про нас будете? И, наверное, плохо?

– Ну, почему же? – Не согласился с ним Альберт. – Как получится. Впрочем, в свете последних событий…

– Да – да – да, – понимающе продекламировал старик. – Ах, как жаль, как жаль. Кто бы мог подумать? Сразу две такие жизни!

– А кто ещё? – Почти вскрикнул Альберт.

– Как, вы не знаете? Повариха наша молодая Ксения в лесу сгорела. Ну, и учитель наш молодой Санталайнен, днём раньше погиб… тоже в лесу. Вы вот к директору собрались, а у него в кабинете идёт экстренное совещание. Из района приехали прокурорские, милиция и даже заместитель главы администрации. Скоро и областное начальство здесь будет. Вам, наверное, подождать придётся, молодой человек?

– А зачем ждать? Согласно Закону о СМИ, я имею полное право… информировать общественность о происшествиях подобного рода. У вас, сдаётся мне, не военный завод и не атомная станция, не так ли?

– Извините, я всё же пойду спрошу, а вы пока сходите в канцелярию с вашим командировочным удостоверением. И старик посеменил в сторону директорского кабинета, который находился в самом конце обшитого прессованной штукатуркой коридора. Когда привратник скрылся за дверью, до Альберта вдруг дошёл весь ужас ещё одной досадной утраты. Из четверых, буквально только что ставших ему друзьями людей, двоих уже нет на свете. Что это? Роковое стечение обстоятельств или?.. Что-то упрямо говорило Альберту, что это – «или». И Ксения, скорее всего, не сгорела. Не могла она, здешняя жительница, опытная уже хозяйка, наблюдательная, умная, жизнелюбивая, взять вот так и сгореть на лесном пожаре. Да и что она могла делать в лесу в такую грозу? Нет, этого просто не может быть! И с этим убеждением Альберт постучал в дверь канцелярии.

…А в канцелярии в аккурат говорили о последних интернатских событиях. И это для Альберта было особенно ценно, ибо устами рядовых работников глаголет истина. Он успел услышать пару последних фраз смуглой красивой женщины средних лет: «Да, Андрей Карлович, прежде всего, нашей Софье Ковалевской не угоден был да завучу, конечно… Кормиться им мешал. И Ксения мешала, не ясно что ли?..» При появлении Альберта женщина осеклась и демонстративно склонилась над какими-то документами. Альберт церемонно поздоровался и, широко и невинно улыбаясь, положил перед ней своё журналистское удостоверение и командировочный бланк.