Виктор Сбитнев - Адский огонь

Разомлевший от нахлынувших воспоминаний молодости Гордей просил Альберта почитать ещё и ещё. Альберт читал. Потом они выпивали на брудершафт привозного коньяка, и Альберт принимался за последнее, про их любимое небесное созвездие:

Альберт читал и читал, а Гордей, со вкусом затягиваясь «вирджинией», молча думал о чём-то давно прожитом и забытом, что неизменно возвращалось и сладостно щемило грудь этими редкими для него вечерами. Нередко потом, возвращаясь в Город, Альберт начинал тосковать и томиться, что не раз заставляло его набирать на сотовом памятный Гордеев номер, но почти всякий раз в ответ эфир сначала безмолвствовал, а затем «отплёвывался» короткими гудками. Вскоре Альберт усвоил, что связь на Гриве как минимум не надёжна. А окажись ты ненароком в тайге, так наверняка не дозвонишься ни до города, ни тем более до райцентра. А сейчас предстоит ехать даже не к Гордею в лесничество, а в самую натуральную глушь, где не то что связи, но, пади, и света-то нет. Альберт тоскливо посмотрел в свой ноутбук и набрал Линдмарка по скайпу:

– Здравствуйте, шеф, – вяло поприветствовал журналист своего начальника. – Я тут позапрошлогоднюю поездку на Гриву вспомнил. Я ещё тогда про ворованный лес писал и бандитские заимки на таёжном озере…

– Ну, как же, как же! – Как будто вспомнив о чём-то интимно приятном, ответил прихлёбывавший из чашечки Линдмарк. – Этот твой материал потом ещё в Москве выходил, в этом, как, бишь, его…

– В «Аисте», – напомнил Шведу Альберт, – который деток приносит. Но в сокращённом варианте.

– Всё равно, – решительно возразил редактор, – мне приятно было. Лощёная столичная газета перепечатывает нашу статью, да ещё со ссылкой.

– Да, ерунда всё это, шеф, личные связи. – С досадой стал оправдываться Альберт, который физически не выносил фамильярных благодарностей. – Я, если помните, там, на стажировке целый месяц был. Сначала в Москве на Старой площади, а потом на их корпоративной базе в Ульяновске. Но я не про это сейчас хотел поговорить. Даже не поговорить, а попросить…

– О чём? – Тут же принял сторожевую стойку Швед.

– Там, куда вы меня направляете ловить бандитов, – почти зло выдавил из себя Альберт, – очень плохая связь. Точнее, когда я там был в последний раз, она пропала вовсе. Я только сейчас пробовал дозвониться туда знакомому леснику, и ни хрена у меня не вышло. Может, он, конечно, надрался или утопил в колодце свой телефон, только вряд ли. Поэтому, Александр Францевич, вы бы спутникового на недельку для меня попросили у этого вашего земляка… представителя президента. У него, знаю, точно есть. А вы, помнится, рассказывали, что он тоже шведских кровей? На каком-то там фиорде родился…

– Он – из норвежцев. – Сухо ответил Линдмарк.

– Тогда попросите у него лыжи или беговые коньки, и подождём до зимы. – Насмешливо посоветовал болезненно воспринявший сухость начальника Альберт.

– Да, не кипятись ты, – остановил его Линдмарк. – Я тут расслабился за ужином. Выпили с Галкой мадеры. Кстати, ты пробовал хохляцкой мадеры? Ай, ничтяк! Только уж больно дорого ломят, бандеровцы!..

– Шеф, вы же швед, вам пристало помнить о Мазепе, – посоветовал участливо Альберт.

– Да, иди ты, право, со своими аналогиями. Один хрен, что Мазепа, что Бандера, что этот их нынешний Тягнибок. Все за нацию, за нацию! Спрашивается, за какую? Вот Киев с первого тысячелетия – мать городов русских, Одессу француз Ришелье основал, Крым много веков был татарским, а по всему Днепру сотни лет хозяйничали запорожцы, то есть казаки, скорее более родственные нашим донцам, чем украинцам. Да и не жили они на окраине, а если что, прямиком к нашему царскому двору хаживали. Да и какие они националисты, скажи на милость, эти правосеки, если только и мечтают, как бы поплотнее прислониться к тёплой немецкой заднице?

– К американской, шеф, – вежливо возразил полунемец Альберт, – но вы отвлекаетесь.

– Ладно. Добуду я тебе этот телефон. И «Мадера» с меня, если удачно съездишь. Нет, две «Мадеры», – поправился Линдмарк.

– Если я вообще оттуда вернусь, то сам поставлю, – парировал журналист. – Впрочем, если всё удачно пройдёт, то обязательно съезжу на эти самые фиорды. Мне Илона из туристического «Атласа» и путёвку уже предлагала.

– Вместе съездим, Альберт, по Шенгену. Давай завтра поутру звякни и— за чемоданчиком. Я сейчас договорюсь…

– Простите, Александр Францевич, за нетерпение, но лучше бы сегодня успеть. Я завтра чуть свет выйду. До Гривы от нас никак не меньше четырёхсот вёрст. И дороги там, скажу я вам, похуже, чем… в Крыму (в это время по ТВ только и делали, что сокрушались о плохом состоянии крымских дорог). Швед уже никак не возражал, лишь заметил, что прежде чем позвонит представителю, «хлопнет ещё бокал мадерцы». Альберт на это лишь удовлетворённо зарычал. Кажется, ему удалось обезопасить себя хотя бы по части надёжной связи.

На берегу Заиграевского пруда Семён испытал странное ощущение. Он вдруг явственно почувствовал, что это как будто не он купался здесь тремя часами раньше, а какой-то другой капитан, дерзкий, хулиганистый, беспечный. Сейчас всё было по-другому, всё говорило об округе, как о весьма уютном, весьма ухоженном и даже по-своему респектабельном уголке русской земли. Оказалось, что в центре пруда надёжно торчит небольшой островок с изящной беседкой и плакучей ивой посерёдке, а с другого берега пруда смотрят прямо на районную администрацию сразу пять посеребрённых куполов высоченного, явно действующего храма, от ворот которого к аккуратной прибрежной луговине, старательно подбирая полы длинной сутаны, неторопливо шёл высокий бородатый мужчина с огромным крестом на груди.

– Вот и отец Серафим с обходом, я тебя с ним обязательно познакомлю. – С видимым удовольствием проговорил Веткин, нетерпеливо дёргая на себя натянутые ручки туго набитой дорожной сумки. Между тем, как на берегах пруда, так и на маленьком круглом островке с причаленными к нему с заветренной стороны небольшими деревянными плоскодонками шевелились прилично одетые люди. Ни ожидаемых поношенных плащей, ни универсальных бесцветных фуфаек «весна-зима-осень» Семён не увидел. Преобладали яркие импортные ветровки и добротные спортивные костюмы, а на ногах вместо растопыренных болотных сапог и затёртых, измученных непогодами кед «на выброс» – аккуратные кроссовки или высокие туристические ботинки. Семён пристальней глянул на майора и нашёл его вполне «камельфо»: стильная курточка цветов немецкого флага, отглаженные синие джинсы, заправленные в широкие голенища прорезиненных синих же полусапожек. Семён глянул оценивающе на себя и недовольно поморщился.