Сергей Изуграфов - Смерть на Кикладах. Сборник детективов №2

Нападавшего он разглядел плохо: уж больно быстро тот двигался. Молодой, худой, рост сложно было издалека определить на глаз: преступник стоял, словно сгорбившись. Может – метр семьдесят пять, а может – и все метр восемьдесят. Одет в черную водолазку, маску с прорезями и перчатки. Кажется, в кроссовках. Точно – в кроссовках! Да, когда Димос подбегал, он еще подумал, странно, кроссовки темные, а шнурки в них разного цвета: черный и белый.

– Тэ-эк, – крякнул в чувствах Виктор Манн, подводя итог. – Ясно! Эх, молодость, молодость! У вас еще что-нибудь, инспектор? Чем еще подчиненные порадовали? Ничем? Скромняги! Говори, Алекс!

– Следы ведут из туалета в коридор, – кивнул Смолев. – Нападавший был в кроссовках с рифленой подошвой, куда набился песок с пляжа или с дорожки вокруг госпиталя. Заметив открытое окно, забрался по водосточной трубе. От трубы до подоконника – метра полтора. Видимо, очень хорошо подготовлен физически. Когда вышел в коридор – судя по следам – постоял возле стула с охранником. Почему? Потому, что следы песка видны не только с той стороны, где произошла схватка, но и с противоположной, у входа в палату. Видимо, заглянул в палату, убедился, что попал куда нужно. В палате горит ночник – дежурное освещение. Потом – опять же, судя по следам – спокойно прошел в ординаторскую, что рядом с медицинским постом, где находился какое-то время у шкафа с медикаментами. Не опасался, что его застанет медперсонал, орудовал ничего не боясь. Похоже, знал, что Василика в этот момент сильно увлечена своим кавалером. Думаю, старший инспектор, что необходимо провести ревизию: что-то могло пропасть. Да и пальчики бы там поискать, хоть я и сомневаюсь, раз он был в перчатках. Чем он там занимался и сколько пробыл – сказать сложно, но натоптано там сильно. Потом вышел из ординаторской и пошел в сторону палаты. Вот тут уже и произошло то, что произошло.

– Вы хотите сказать, – почернел лицом старший инспектор. На него было больно смотреть. – Вы хотите сказать…

– Увы, друг мой! – кивнул Смолев. – Ваш сержант крепко спал и ничего не слышал. Проснулся он лишь тогда, когда злоумышленник снова подошел к нему вплотную. Поэтому он и не смог защититься. Ему еще сильно повезло! Мог бы и жизни лишиться. Нарвался он на профессионала. Кстати, хорошо подготовленного бойца. Поэтому Димосу и показалось издалека, что тот «горбился» – нападавший стоял в боксерской стойке, прижав подбородок к левому плечу. Классическая «двоечка» по корпусу и в голову – визитная карточка профессионального боксера. Попал левой, судя по всему, точно в печень – под ребро, чтобы тот замолчал, а потом уже вырубил ударом в челюсть, нанеся точный правый свинг, как говорят боксеры, «по выключателю». Отменная реакция: после удара успел еще подскочить и подхватить тело, чтобы, падая, оно не наделало шума, который мог заставить любопытных выглянуть в коридор. Думаю, что все было именно так. Ваши люди отделались легким испугом, старший инспектор! А все могло быть гораздо хуже!

Инспектор потерянно молчал, утирая обильный пот белоснежным платком. Смолеву стало его жаль. Он хотел добавить что-то еще про дисциплину и ответственность, про то, что лишь чудом все остались живы, включая Пермякова, но сдержался и передумал. Антонидис и сам все понимает, а добивать лежачего – было не в привычках Смолева. Да и, в конце-концов, он всего лишь консультант! Но генерал Интерпола был не столь мягкосердечен в делах службы, когда речь шла о халатности, за которую часто приходилось платить человеческой жизнью.

– Ваши сержанты, старший инспектор, – не церемонясь, сказал Виктор Манн, нацелившись черными стеклами очков прямо в лицо бедолаги инспектора, – проявили полную некомпетентность и безответственность. Они поставили под угрозу жизнь человека, которого должны были охранять! Я им не доверяю! У вас есть еще сотрудники, которых мы могли бы привлечь на усиление охраны?

– Я… Я сам… – сглотнув комок, произнес инспектор, вытянувшись в струнку, – сам буду нести службу. Лично! Других сотрудников в отделе нет. Не сомневайтесь, я вооружен! Я хорошо стреляю, меня учили! – он распахнул пиджак, продемонстрировав устрашающих размеров револьвер в заплечной кобуре.

– Вот только «грязного Гарри» нам не хватало для полного счастья!.. – пробурчал Манн, смягчившись. – Вы еще стрельбу тут устройте! Тоже мне, Джон Уэйн! Хотя, я думаю, сегодня никто уже не сунется! Им понятно, что мы усилим охрану. Они тоже не идиоты, придумают что-то еще. Ладно, старший инспектор. Будем считать, что нам всем крупно повезло. Воспитывайте тут ваших подчиненных, расслабились они у вас! Уверен, что вы быстро приведете их в чувство. К утру здесь уже будут оперативники Интерпола. В восемь утра они вас сменят. А вы вызовите на утро своих экспертов и все как следует проверьте. Выясните, какие медикаменты могли пропасть из ординаторской. Будем понимать хоть, что он собирался сделать. Договорились?

– Так точно, господин генерал! – ответил твердо старший инспектор. – По итогам экспертизы немедленно доложу вам результаты!

– Добро! – бросил Манн, и повернувшись к Смолеву, добавил: – пойдем отдыхать, Саша! Тут нам больше делать нечего. С пострадавшим сейчас говорить не будем. Главврач мне и так голову откусит, а если я еще по ночам буду его пациентов допрашивать – я не жилец! Он мужик суровый, но очень правильный. Вот что, мы с тобой с утра разделимся, я в местный отдел пойду, посмотрю, что из Петербурга нам прислали на парнишку. А ты в больницу – поговори с ним!

Уже дойдя до конца коридора, Манн, шедший впереди Смолева, вдруг остановился, словно внезапная мысль пришла ему в голову. Он бросил своему другу: «Погоди-ка минутку!» и поманил рукой, подзывая младшего из сержантов. Когда тот подбежал, Виктор Манн вдруг что-то смачно сказал ему на ухо и вопросительно посмотрел на полицейского. Тот изумленно закивал и расплылся в улыбке.

– Пошли, все ясно! Я так и думал! – сказал Виктор Алексу, и они вышли на лестницу.

В палате было тихо. Из-за плотно закрытых двойных дверей входного тамбура еще какое-то время доносился звук голосов, что-то негромко обсуждавших на английском; но вскоре и они смолкли, и наступила давящая тишина. Глеб невидящим взглядом смотрел в потолок. Так он лежал уже несколько часов, опустошенный и раздавленный. Шевелиться ему не хотелось. Не хотелось ничего, даже жить. Сообщение от матери, которое он перечел несколько раз, не веря собственным глазам, поставило жирную точку в его отношениях с отцом.

Глеб ожидал чего угодно, но только не этого! Он потянулся снова к телефону и нажал кнопку. Сообщение вновь появилось перед глазами. «Сынок, здравствуй! Прости, что я с плохими вестями. Я не знала сама, от меня скрывали. Твой папа умер три дня назад от инсульта. Похороны уже прошли, меня на них не пригласили. Я узнала обо всем от его поверенного, – он вышел на меня, чтобы узнать, где ты. Сынок, надо возвращаться. Люблю тебя. Мама.» Он, не глядя, вернул телефон на тумбочку у кровати и промахнулся. Телефон упал, глухо ударившись об пол. Вот и все, подумал Глеб. Вот все и кончилось! И ничего уже не вернуть и не поправить.