Алексей Дьяченко - Человек. Сборник рассказов-1

– А я с семьей своей, с дочкой и мамкой, живу в одной комнате, в коммуналке. – Сказала «Распутница», засмеявшись. – По выходным, раз в неделю, привожу к себе мужика. Мать с дочкой выпроваживаю из комнаты, пока мужик моется, стелю постель. А у нас из ванной выходят два окна, на кухню и в уборную. Ванная комната получается, как бы проходной для дневного света. Вот в эти окна дочь из туалета, а мать с кухни, за мужиком и наблюдают. Подглядывают. Бывало, мужик заметит, что на него изо всех окон смотрят, и с криком убегает. Но чаще привожу таких, как бы точнее охарактеризовать, – не нервных. Таких, которым повышенное внимание к их скромной персоне нравится.

Приходят в комнату, со смехом об этом рассказывают. Я матери с дочкой ничего не говорю, не ругаю. Во-первых, бессмысленно, во-вторых, должны же они получить хоть какую-нибудь компенсацию за неудобства, связанные с изгнанием из собственной комнаты. Бывает, неделю другую никого не приводишь, они уже скучают. Интересы то у них какие? Мать уже старенькая, ей все время спать хочется, дочь на улице пропадает и днем и ночью, неизвестно, чем занимается.

Так и живём, песни поем, надеемся на лучшее, ждем хороших новостей.

Ваня Иванова, черноглазый бесенок из Варны. Сама была, как мальчишка и научила меня играть в игру под названием «Сорванец». Это игра в кости. Играют две белые и одна черная, после броска из суммы белых костей вычитается число, выпавшее в черной кости. Мне кажется, она сама придумала эту игру. Большая была выдумщица. С ней было забавно.

Когда в первый раз я ее раздевал, она на нервной почве говорила мне такие слова: «Срамная баба кричала мне вслед, задирала свои юбки и звала меня в канаву». Уверяла, что сие творчество принадлежит перу русского поэта Александра Блока.

Солнечные зайчики наполняли ее маленькую комнату беспокойным светом. Нам было хорошо вдвоем.

А еще у нее все было расшито бисером – и кошелек, и сумочка, и даже нижнее белье. Научила меня древнему искусству счета на пальцах. Это не то, чтоб досчитать до десяти. На пальцах я теперь умею и девять тысяч показать. Другое дело, что вы не поймете, да и мне в быту ни к чему такая мудрость. Это тоже была игра. Одна из многочисленных любовных игр, которыми она владела.

Была она большой любительницей всего индийского. Песен, танцев. Иной раз сама надевала и носила сари. Готовила пряные индийские кушанья. Неугомонная была. Сразу, как только познакомились, дала мне задание подыскать ей квартиру с высокими потолками в центре города.

По профессии Ваня была танцовщицей. Чтобы не поправляться, вместо сахара в чай все какие-то таблетки бросала.

Танцевала для меня в неглиже умирающего лебедя. Понял я в ту ночь бессмертную музыку Чайковского. Понял и полюбил. А, с Ваней Ивановой из города Варны, так и неподыскавшей себе квартиры в центре Москвы, вскоре расстался. Уехала, Ваня домой.

Ксения Бусько была умная, богатая, красивая, но при всем притом, глубоко несчастная в личной жизни женщина. Какое-то время мы вместе работали и даже жили. Жили так, как живут соседи в коммунальной квартире – была общая кухня.

По утрам Ксюша была сама собой, естественной, томной, приятно было смотреть на нее, не защищённую косметикой и нарядами. И потом, по утрам она была молчалива. Молча, сварит кофе, сделает бутерброд и уйдет. А по вечерам, словно бес в нее вселялся, болтала, не умолкая. Принималась рассказывать о своих женихах.

То, это преследующий ее везде и всюду моторист со спецкатера премьер-министра, где она была в качестве приглашенной переводчицы и познакомилась с ним. Будто этот моторист ей звонит, поджидает на улице, а она уже, что только не перепробовала, чтобы он от нее отстал. Говорила, что замужем, что дети есть – не помогло. Просила брата позвонить мотористу, тот звонил, разговаривал с ним, все напрасно. Она уже и с психологом своим о мотористе беседовала.

Слушал я Ксюшу, а про себя думал: «Либо все это выдумка, либо ты сама сумасшедшая. Ведь к здоровым людям психи не пристают. Психи ищут таких же ненормальных».

То, это какой-то владелец приисков, который настолько богат, что его не интересует сколько, что стоит в цифрах. Требует, чтобы с помощью пальцев ему показали толщину денежной стопки. Тоже, на мой взгляд, выдумка.

Итак, слетая с ее языка, проходили передо мной бесконечной чередой тысячи Ксюшиных знакомых. И все приговаривала при этом: «Ты только не подумай. У меня с ними ни с кем ничего не было».

Говорила:

– Мы с тобой друзья, – и тут же поясняла, – но если будешь себя хорошо вести, то со временем…

И не договаривала. Дескать, додумайся сам. И я додумался: «Хорошо себя вести» – это у Ксюши означало – домогаться.

Я, конечно, все видел, понимал ее переживания, связанные с тем, что я к ней «не лезу». Понимал, но предпочитал придерживаться проверенной тактики, то есть держаться на расстоянии от коллег по работе. А в быту мы были добрыми соседями, хорошими друзьями. А если быть предельно откровенным, скажу так. Поменьше бы болтала про бесчисленные знакомства, глядишь, давно бы получила, чего хотела. А то рассказывает:

– Подруга шла ночью по городу, подъехал пьяный милиционер на «козлике», предложил подвезти ее. А у подруги пять лет никого не было, и в ту же ночь она милиционеру отдалась. И вот с тех пор подруга всячески подкупает милиционера, за уши тянет под венец. А тот упирается. Обещала, если он к ней приедет, на Новый год подарить ему новую стереосистему. Не приехал. Так теперь у нее в квартире стоят две стереосистемы. Покупала ему однокомнатную квартиру, не польстился, соблазняет теперь трехкомнатной.

Удивлялся я в этом Ксюшином рассказе двум вещам. Во-первых, тому, насколько же глупой должна была быть ее подруга, предлагая все эти «коврижки» за то, чего, в принципе ни покупать, ни продавать нельзя. А во-вторых, тому, какие, оказывается, есть у нас капризные и привередливые милиционеры.

И от всех этих ее бесконечных басен у меня шла кругом голова. Я не хотел, не желал ничего подобного слушать, а она все рассказывала и рассказывала мне о своих похождениях и о похождениях подруг.

– Пора рожать, – как-то сказала мне Ксюша, – и совсем необязательно при этом замуж идти.

– Да, – говорю, – но чаще всего интересным положением и приневоливают к женитьбе.

– Не очень-то вас, мужиков, этим приневолишь.

Я подумал и согласился с ней. В этом, возможно, была она права.

Все у Ксении было: красота, богатство, положение в обществе, интеллект, даже чувство юмора. В ее арсенале имелась тысяча басен и столько же побасенок, но, к сожалению, не было ни одной душевной истории, за которую можно было бы ее полюбить.