Алексей Дьяченко - Человек. Сборник рассказов-2

Точно так же, под водочку и соловьёв, померкли в лесу пророчества цыганки. Всё, снова пошло на лад.

Но как же мы просчитались. Не прошло и года, как Костя познакомился с девушкой, не похожей на наших подруг. Милая, свежая, с чистыми помыслами. Доверилась она Косте, и очень скоро под сердцем своим, стала носить плод их взаимной любви.

И тут, надо отдать должное её упорству. От преждевременных хирургических вмешательств отказалась наотрез. Как ни любила друга моего, об этом, и слушать не хотела. А, может, именно потому и не хотела слушать, что любила.

В осенний, хмурый, день ей выпал срок рожать. Костя мой впал в безумие. Напившись пьяным, полез по водосточной трубе на второй этаж родильного дома. Сорвался, упал и сломал себе шею. Погиб в тот самый день, когда у него родился сын. Первый и единственный.

Впервые я услышал это слово в семь лет. Учился в первом классе и, как-то в воскресенье, пошёл в кинотеатр на фильм «Три мушкетёра».

Для того, чтобы на девятичасовой сеанс купить билет, встал пораньше и был у касс за полтора часа до открытия. Очереди, как ни странно, не было. Был сверстник, первоклашка Серёжа, в разговорах с ним время и скоротал.

Билеты купили первыми, места оказались рядом. Он этот фильм уже смотрел, и когда на экране появилась Миледи, Серёжа склонился над моим ухом и шепнул: «Миледи проститутка». Переспрашивать, что это значит, я не стал. Выходило, что сверстник умнее меня и знает больше. Но, слово запомнил и решил опробовать его в школе на соседке по парте. Когда в очередной раз мы с ней поругались, а ругались мы постоянно. В ответ на её претензии, я тихо сказал: «ты – проститутка». Одноклассница заплакала и убежала в туалет. Ей, как оказалось, было известно значение этого слова. Лишь я оставался в неведении.

Во дворе, у третьего подъезда, стояла длинная удобная скамейка, на которой собиралась наша молодёжь. Был и я в тот день среди них. Кто пел, кто галдел, кто говорил о всякой всячине и вдруг, все, как по команде, замолчали. Я сначала не понял причины, стал крутить головой по сторонам. Смотрю, идёт Галя, молодая красивая женщина из третьего подъезда, и кто-то из старших ребят, проводив её жадным взглядом, вдохновенно сообщил, что она проститутка. Тут уж я не выдержал и спросил, что означает это слово. Меня подняли на смех, но потом растолковали, как смогли.

Учился я всё ещё в первом классе. Со сверстниками играл в фантики, в подъезде на подоконнике. Вдруг слышим, входная дверь хлопнула, и кто-то поднимается на лестничную площадку. Мы быстро свернули игру и встали к подоконнику спиной. Дело в том, что нас гоняли. Не разрешали собираться и играть, даже не смотря на то, что я в этом подъезде жил.

Увидев Сашку Королёва, все облегчённо вздохнули и заулыбались. Это был мой сосед по коммунальной квартире, он хорошо ко мне относился, не задирал нос, хотя и был совсем взрослый. Мама ему как-то сказала: «Саша, у тебя глаза, как у вора». Он рассвирепел и ответил: «Никогда больше так не говори».

Это был, пожалуй, единственный раз, когда я видел его сердитым, всегда в любое время он был весёлым и ласковым. Впоследствии за ним пришли трое МУРовцев, одетых для маскарада в телогрейки, и увели его навсегда. Он, как оказалось, действительно был вором.

Тогда же, на лестничной площадке, он предстал перед нами в новеньком чёрном костюме, в белой рубашке, в лакированных чёрных туфельках и не один, а с подругой. Молодая женщина, стоявшая рядом с ним, была очень весёлая. Сашка, заметив нас, к каждому подошёл, с каждым, как со взрослым, поздоровался за руку. Что-то озорное задумал, улыбнулся и сказал, обращаясь к спутнице: «Покажи им».

Женщина засмеялась и задрала юбку. Мы, все, сколько нас было, не сговариваясь, с криками и хохотом кинулись бегом на выход. Поскорее прочь из подъезда.

Отдышавшись, друг другу рассказывали в красках, кто чего успел рассмотреть. Я ничего не успел заметить, ужаса своего ни понять, ни объяснить не мог. И тогда, как эксперт, суммируя все разрозненные детали, я своим товарищам сказал:

«Знаете, а ведь это была проститутка». Товарищи мои пораскрывали рты и стали спрашивать, что это такое. Оказалось, не я один был отсталым в этом вопросе.

И я, с видом знатока, припоминая о том, что говорилось мне взрослыми ребятами на скамейке, стал их просвещать.

Москва большая. Авенир Николаевич Русанов, не уезжая из города, умудрился отсутствовать в районе, где родился и вырос, четырнадцать лет. Все до неузнаваемости изменилось. Он стоял напротив здания, в котором, на его памяти одновременно располагались: аптека, сосисочная, и зубоврачебный кабинет. Теперь это помещение занимал ресторан «Корабль». Неоновая реклама. У входа пират в замызганном бушлате и треуголке. С повязкой на здоровом глазу и грязной птицей, отдаленно напоминавшей попугая, сидящей на покатом плече.

«Должно быть, заведение третьего сорта», – подумал Авенир Николаевич, вздыхая.

Сказать, что Русанов не любил рестораны. Ничего не сказать. Ненавидел. Терпеть не мог. Не посещал. Но, в последние два дня, с тех пор, как получил известие о смерти отца, он совершал такие поступки, которых прежде никогда не делал.

«Завтра похороны, – размышлял он. – Зачем приехал сегодня? Деньги сестре привез? Это, не к спеху. И, что я буду делать у нее ночью? Спать? Не смогу. С мужем ее водку пить? Не желаю».

Страшно было Авениру Николаевичу. Очень страшно. Ему было сорок девять лет. Полтинник без одного года, но это ничего не меняло, он чувствовал себя сиротой. Маленьким беззащитным ребенком, оставшимся без опеки в чужом злобном мире. А главное, об этом страхе нельзя было рассказать ни жене, ни детям, ни сестре. Состояние ужаснейшее. Он сходил с ума.

Авенир Николаевич был уверен, что и сам умрет в ближайшее время. А если и не умрет, то с ним непременно случится что-то страшное, непоправимое. И негде было от всего этого спрятаться, спастись. Страхи не оставляли ни на мгновение, он места себе не находил.

С таким настроением, оставив за спиной человека с птицей на плече, он вошел в двери ресторана.

Ветром с моря в заведении не пахло, стоял запах перегара и чего-то пригоревшего на кухне. При ресторане был бар. Туда-то Авенир Николаевич и направил стопы свои. Забрался на крутящийся табурет, стоящий в ряду подобных у стойки, и у бармена, наряженного в тельняшку и бандану, спросил коньяка.

Справа от него, на таких же крутящихся табуретах, сидели два пьяных мужика, слева две подвыпившие женщины. Каждая компания, мужская и женская, о чем-то своем тихо беседовала и, как это бывает только в сказке, когда поваренок, съев кусочек рыбьего хвоста, начинал слышать и понимать о чем говорят звери и птицы, так и Авенир Николаевич, после выпитого спиртного, стал очень хорошо разбирать то, о чем шептались соседи. Их шепот сделался неприлично громким, и он тотчас превратился в невольного слушателя чужих секретов.