Геннадий Мурзин - Без вести пропавший

Дягилев пошарил глазами по лицам присутствующих в поисках нужного.

– Глеб Георгиевич! – со своего места вскочил Чугуев, помощник прокурора, еще совсем молодой человек. – Сделайте! – тот направился к двери, взялся уже за ручку, но его остановил голос шефа. – Нет, постойте… Я сам… Вы продолжайте, я сейчас…

Алексеев улыбнулся: последнее решение прокурора ему явно понравилось. Через минуту вернулся Дягилев мрачнее грозовой тучи.

– Ну, и еще, – продолжил Алексеев. – Наше совещание я бы не отнес к категории зрелищных, поэтому в статистах не нуждается. Поэтому прошу здесь остаться лишь членов оперативно-следственной бригады, первых лиц районной и городской прокуратур, а также первых лиц управления и райотдела милиции. Остальные могут быть свободны. Надеюсь, найдете, чем заняться?

В кабинете стало посвободнее.

– Я успел перелистать уголовное дело, бегло, конечно, и, к своему глубочайшему сожалению, ничего утешительного сказать не могу. Сначала милиция, а потом и районная прокуратура отнеслись к сообщению родителей об исчезновении ребенка преступно халатно, – по некоторым лицам присутствующих руководителей пробежал нервный тик. Алексеев это заметил. – Слова мои вам неприятны, но факт есть факт. Я бы еще как-то понял, если бы семья была из разряда неблагополучных, если бы ребенок был из числа трудных, если бы факты его исчезновения случались и раньше. Увы, ничего этого, как показывают материалы дела, не наблюдается. Более двух месяцев прошло после обращения родителей в милицию, а до сих пор не удосужились допросить даже директора школы, где учился мальчик, его классного руководителя. Удивляет, что никаких следственных действий, практически, не проводилось. Объявили федеральный розыск – и все! Вы вынудили бедную мать обратиться лично к прокурору области. Я не думаю, что все это – следствие непрофессионализма следователя и оперативников-милиционеров. В Нижнем Тагиле, уверен, немало опытных и любящих свое дело специалистов. И если бы захотели, то тайну исчезновения ребенка раскрыли бы давно. Возиться, думаю, не захотели, поленились. Но это – в прошлом. Теперь нам придется вплотную заняться. Поскольку розыск не дал результатов, то я, практически, исключаю версию нахождения мальчика в бегах.

– Но не полностью, не на все сто процентов, – вставил все время молчавший Фомин.

– Согласен, господин подполковник. Есть и этот шанс, но он слишком ничтожен, поэтому на нем сосредоточивать основные усилия не будем. А вот на двух других… Я считаю, что имеет место либо убийство, либо похищение, возможно, с целью шантажа или выкупа.

– Вы так считаете? – спросил Дягилев.

Фомин возразил.

– Не исключено, понятно, похищение. Но, как я понял, до сих пор никто не заявил о требованиях.

Алексеев удивленно посмотрел на подполковника.

– А откуда нам сие известно? Лет пять назад, помню, родители, запуганные преступниками, молчали шесть месяцев о том, что их ребенок похищен, что их шантажируют. Следствие бьется, гадая на кофейной гуще, а они, зная истину, молчат. Потом окажется элементарное: ребенка похитила одна из преступных группировок. Цель? Никакого выкупа! Потому что у родителей ничего за душой не было. Дело в том, что под следствием находился один из бандитов, его надо было вытащить, потребовалось алиби. Родители похищенного ребенка должны были дать свидетельские показания, что в день и час убийства бандит находился совсем в другом месте, а именно у родителей, которые жили по соседству. Родителям, естественно, какая вера! А вот соседям, которые, якобы, видели, – совсем другое дело, особенно для суда. Похитители обещали вернуть ребенка, как только родители дадут нужные свидетельские показания. Как говорится, нарочно не придумаешь… Страх за жизнь ребенка, неверие, что правоохранительные органы могут спасти, принуждают родителей молчать. Кого-кого, а их-то я как раз и понимаю. У них более чем достаточно оснований для этого. Потому что работаем мы пока прескверно.

– Согласен: на все случаи жизни схем не напасешься, – заметил Фомин.

Алексеев продолжил:

– Мы стоим на зыбкой почве. Потому что пока не просматриваются и основания для убийства: мальчишка, судя по всему, из послушных, ни в чем криминальном не замечен, учился хорошо, хотя и не отличник. В семье был любим. Правда, окружение вне стен дома не установлено. И говорить с достоверностью о благополучии среди приятелей и друзей не приходится. Следствие и не установило, как и с кем мальчишка проводил свободное время. Впрочем, куда ни ткнешь – сплошной темный лес, – Алексеев обвел всех присутствующих взглядом. – Надеюсь, на хорошую работу оперативно-следственной бригады. Предупреждаю заранее: не терплю любую расхлябанность и безответственность, неряшливость и пустозвонство. Кроме того, у меня характер – не подарок, поэтому будут сложности. Заранее – приношу извинения. Прошу содействия и понимания от руководителей правоохранительных органов. Тагильчане отличаются особой, проще говоря, болезненной амбициозностью: не любят, когда ими командуют «варяги». Ничего, придется немного потерпеть. Со своей стороны, сделаю все, чтобы срок нашего нахождения здесь сократить до минимума, таким образом, облегчив вам жизнь. Вот и все… Пока. А дальше видно будет. Все могут быть свободны.

Участники совещания направились к выходу.

– Сыщики, за мной! Помозгуем малость! – скомандовал Фомин и также удалился.

Алексеев повернулся к Дягилеву.

– Мне бы местечко какое-нибудь.

– Мы подготовили вам кабинет…

– А хозяин?

– Там – мой помощник по связям с общественностью.

– Боюсь, ему буду мешать.

– Ну, что вы! Он только-только ушел в отпуск. Не будет полтора месяца и кабинет в полном вашем распоряжении.

– Это уже лучше… Тогда – я пошел, Степан Осипович, поизучаю папочку с материалами дела, подумаю.

– Да, конечно… ради Бога. Кстати, на вас заказаны два номера в гостинице «Высокогорье»… Номера-люкс. Думаю, вам будет удобно. Сначала хотели в гостинице «Тагил» зарезервировать, но передумали. Во-первых, вокзал напротив, круглосуточная толчея и шум. Во-вторых, часто на гостиницу дует ветер, несущий газы от химкомбината, иногда дышать нечем.

– Спасибо за заботу.

– Что вы, это наша обязанность.

14 ДЕКАБРЯ. ВТОРНИК. 18. 50.

В квартиру кто-то позвонил – настойчиво и требовательно. Нина Викторовна подошла к двери, посмотрела в «глазок»: незнакомый ей мужчина. Не стала сразу открывать, а спросила:

– Кто нужен?

– Здесь живут Чудиновы?

– Да. А что?

– Я – из областной прокуратуры. Мне бы побеседовать.

Нина Викторовна повернула массивную защелку, и открыла дверь.

– Извините. Дома одна и… все может быть.