Сборник - Во славу Бориса и Глеба. Коллективный сборник участников Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры в г.Борисоглебске Воронежской области

Век прагматичный наш
Скорее зол, чем ясен.
И чужд ему Челкаш,
И чужд ему Герасим.

Скудеет белый свет.
Наглеют человеки.
Где сердце? Сердца нет.
Осталось в прошлом веке…

Меня научило Армейское «Есть!»
Всей шкурой своею
Понять, кто я есть.
И эту науку
Постиг я, когда
Зубами в снегах
Оголял провода,
Чтоб связь обеспечить…
Иль в сонмище звёзд
Шёл в лютый мороз
На доверенный пост.
И там средь ангаров
Ударных стихий
Читал о весне
Мирозданью стихи.

Завертит жизни карусель.
Но надо всё ж остановиться.
Чтоб быть собой, нужна позиция.
Чтоб быть собой, потребна цель.

А кто ты есть? И что в тебе —
Всегда меж добрыми и злыми?
Способен ли, вдохнув полынью,
Понять, что русский по судьбе?

Прошуршит осенняя осока:
Всё до срока в мире,
Всё до срока.
И об этом чётко
В светлых кронах
Прокричит мне
Местная ворона.
В берег приунывшего пруда
Горьким вздохом
Плещется вода.

Плачь, сердце, плачь
О всём, что я увижу
Когда-нибудь вдали
Последний раз:
Осенний палисад
С опавшей мокрой вишней,
Родимый взгляд
Невозвратимых глаз.
Плачь, сердце, плачь.
Ты право в этой грусти…
И то не слабость, нет,
И не уход в себя.
А просто,
правда чувств
По самой высшей сути.
И ей не человек,
не человек судья.

Небесность лиц я рад увидеть в храме,
Когда суровый русский патриарх
О мировой рассказывает драме
Во всем понятных праведных словах.
Я вижу здесь сестёр своих и братьев:
Больных, здоровых, старых, молодых.
Я вижу здесь народ из русской рати
Под стягами молитв своих родных.

И вот она —
Частичка бытия:
Круги орла
Над полосой жнивья.
Погост средь поля.
Беспощадный зной.
И синева бессмертья надо мной.

Окраина – и луг за огородом.
На нём тропинка прямо до реки.
Под солнечным иль звёздным небосводом
Составов задушевные гудки.
Я в них не раз летел
к огням далёким,
В душе тревогу
до предела сжав.
Но вот пришли,
пришли иные сроки,
Где всех дорог дороже
воздух трав.
Над ними птиц
несущиеся тени.
И ветра ниоткуда – благодать.
Пред ними встать готов я на колени
И ничего о будущем не знать…

Дорога гудела.
Сквозь тьму нёсся гул.
Любимая пела,
Чтоб я не уснул.

И в дали ночные,
Болидом свистя,
О Санта Лючия,
Давил скоростя.

Мы смерть проскочили
Не раз и не два,
О Санта Лючия,
Сияли слова.

Но всё отлучилось
В свой срок навсегда,
О Санта Лючия,
Сгорела звезда…

Давила мне ладонь десница командора,
Ах, тяжела его стальная длань.
Свалила боль меня, и каменная шпора
Впилась в мой бок – Дон Альвар, перестань!

О, я всегда слыхал его шаги,
Они звучали за моей спиной,
Я знал, конечно, он мои грехи
Записывал за мной.

Мне нравилось присутствие его,
Оно будило гордость и отвагу,
Достаточно мне было жеста одного —
И мой соперник попадал на шпагу.

Я упивался хохотом своим,
И молодою ловкостью всех членов,
Я звал тебя, вершитель Элоим,
И уходил, как тать, из плена.

Но, кажется, сегодня твой черед,
Рукопожатие больней смертельной раны,
О, тяжело, сжимает сердце лед:
«Пусти мне руку… …гибну – …Донна Анна»!

Мальчишка смотрит,
Как высоко
Трепещет голубь
В небесах,
Глаза распахнуты
Широко,
Звучат хлопки
В его ушах.
Он забирается
Все выше,
И мачта,
И квадрат двора,
И мира шум —
Все тише, тише,
И мельче
Наша детвора.
Еще мгновение —
И размоет,
Его, безумца,
Неба синь,
Каких усилий
Ему стоит,
И как бесстрашен он!
Покинь
И ты
Земли пределы,
Начни, как голубь,
Свой полет,
Пусть станет
Невесомым тело,
Пусть страх твой
Навсегда уйдет.
Ведь ты рождаешься
Крылатым,
Недаром сердце
Рвется ввысь
За голубем,
Мечтой богатым,
И ты к своей мечте
Стремись.

Садилось солнце в океан,
Вода свинцово потемнела,
На это дышащее тело,
Спустился сумрака туман.

Минута горестной тоски,
Среди Всемирного молчания,
И тонкий яд воспоминания.
Как узы смерти велики!

Сегодня ветер нищ,
Едва листву колышет.
Он парниками дышит
И травами с кладбищ.

Вчера был ветер звонок.
Он пыль принес с полей.
Скакал у тополей,
Как резвый жеребенок.

Намерения скрывают лица
Изменчивого бытия.
Давно упразднена граница
Условностей, и жизнь твоя
Не стоит медного гроша,
Когда купюрами шурша,
Ты слушаешь едва дыша,
Как делаются ставки.
Здесь три шестерки,
Три туза,
И скрыта козырная дама,
Ее бесстыжие глаза
Сквозь дымку серого тумана,
Глядят пороком и тоской.
И слышен, слышен голос твой —
Поверженный печальный бес —
Блудниц хозяин и повес.
Тебе отведена граница
Преступных и полезных дел,
И попущений вереница
Имеет в Божестве предел.
Но нет границ людских падений,
Свободный, гордый человек,
Тебя обставит злобный гений,
В коварный и преступный век.

Я хотел бы жить с тобою,
Посреди полей под небом,
С той российской голытьбою,
С молоком и черным хлебом.

Чтобы ты была простушкой,
В белом ситцевом платочке,
Чтобы на часах с кукушкой,
Вместо цифр стояли точки.