Михаил Кранц - Охота на гончую

– Ты не забыл? – пронеслось в хороводе безумных видений. – Стая не ждет одного, даже если он слаб или ранен. Пора!

– Кто здесь? Откуда? – для тонущего во мгле, едва способного хоть на что-то рассудка вопросы были удивительно правильными.

Казалось, невидимый гость устало вздохнул.

– Не все ли равно? Стоит тебе вернуть здравый ум, как между нами вновь ляжет пропасть. Неодолимая – до поры. А пока слушай. И запоминай, не то пропадешь тут, как остальные. Их не жалко – все они были рабами, даже те, кто покупал и стерег. Мясо для моих гончих. Но ты…

На мгновение голос умолк, как бы сомневаясь.

– Впрочем, надо еще доказать свое право. Ступай вдоль гряды, сможешь – найдешь людей и пресную воду, нет – значит, я ошибся в тебе. Ты сам это выбрал. Очень, очень давно…

Николай был уверен, что никакая сила уже не сдвинет его, полумертвого, с места. Но ветер швырнул горсть песка ему прямо в лицо. Удар вышел сильным и хлестким, будто пощечина. В ярости Николай вскочил, опрокинул навес, пытаясь достать кулаком невидимого обидчика. И понял, что твердо стоит на ногах, хоть если вновь упадет, то больше не сможет подняться. Шаг, другой, третий… Надежда казалась призрачной, но все было лучше, чем сдохнуть, не отомстив.

Ступни беспощадно жгло, будто каленым железом. Гряда камней на дне пересохшей реки то и дело терялась из виду. Горло пылало, перед глазами плясали цветные круги. Вспомнились недопитые за всю жизнь стаканы, бутылки, фляги. Кровавый фонтан из пробитой глотки раба. А еще – странное ощущение детства, когда, чуть живой от любопытства и страха, ждешь, что в окно постучится сильный и мудрый зверь, закрывая небо когтистой лапой. И он придет, обязательно, как ночь вслед за днем.

Песок хрипло ухнул под тяжестью огромного тела. Совсем рядом – Николай мог дотронуться до мохнатого бока рукой! Наступившие сумерки скрадывали очертания твари, и это лишь усилило страх. Но чудище с громким топотом пронеслось мимо – добыча ждала впереди. С десяток его сородичей уже метались вокруг освещенного костром лагеря. Вряд ли они могли убивать, как тянь-гоу – ужасом и сжигающей молнией – но в силе и скорости не уступали вновь налетевшей буре.

Что было дальше – Николай помнил смутно. Рев, голоса людей, огонь и темно-красное марево. Горстка безумцев, крутивших длинные палки, не подпуская зверье. И собственный, дикий, неуправляемый разумом крик вожака, гнавшего прочь подвластную стаю. Только бы не упасть, не показать слабость, покуда косматые, похожие на двуногих медведей твари не скрылись из глаз!

Кто-то заботливо подхватил обмякшее тело, казалось, готовое рассыпаться на куски.

Путь уходил в бесконечность. Скользил, извивался, будто змея, вдоль песчаных холмов, шелестя под ногами. Прямой, как стрела, рассекал долины высохших рек. Кружил осторожным и хитрым барсом по склонам гор, обходя камнепады и трещины. Этот новый путь Николай выбрал сам, и потому шел, не жалуясь даже в мыслях. Отвар из сушеных трав, что каждый вечер готовили его странные спутники, прогнал болезнь и с лихвой вернул силы. И он по-прежнему хотел жить – пускай целый мир безвозвратно сошел с ума, в чем оставалось все меньше и меньше сомнений.

Загробная жизнь? Параллельные измерения? Или, быть может, авария на забытой всеми богами трассе неведомо как отворила ему, Николаю Варге, тайную дверь в далекое прошлое человечества? Бред собачий! Разве существовали в реальной истории тянь-гоу, двуногие звери и прочая нечисть, которой самое место в галлюцинациях? И почему приходится быть для этих существ кем-то вроде укротителя в цирке? Без бутылки не разобраться, да только где ее взять, родимую? О куреве уж и разговора нет…

Про дом, друзей и семью Николай пока запретил себе думать. Как и расспрашивать о чем-либо своих попутчиков – пятерку бритых наголо, раскосых и широколицых мужчин в ярко-красных одеждах. Во избежание встречных вопросов лучше было помалкивать и внимательно слушать. Правда, от почтенного Яо лишнего слова приходилось дожидаться часами, да и Тумын с Лабсангом оказались не из болтливых. Наванг и Сыма были не прочь потрепать языками, но только вполголоса – явно стеснялись присутствия старших.

Из разговоров Николай все же понял, что идут эти люди, избегая встречных, в некий священный город Айртам за горными перевалами. Где-то посередине пути на паломников напали голодные демоны – джучи по-здешнему. Атаки не прекращались несколько суток подряд. Люди дрались отчаянно, и все же потеряли двоих в кольце ревущей и воющей нежити. Лишь появление «белого гостя», как успели прозвать Николая спасенные, прекратило этот кошмар.

Спутники тоже не проявляли излишнего любопытства, словно Николай был для них талисманом, улыбкой фортуны, дареным конем, которому в зубы не смотрят. И вправду, джучи больше не приходили, как бы опасаясь незваного гостя. Но требовалось быть начеку, и длинные посохи пилигримов были неплохим оружием – для тех, кто умел ими пользоваться. Николай, закаленный, уже не терявший остатки сил в переходах, с интересом наблюдал неизменные тренировки по вечерам. А однажды и сам попытался встать в стойку.

Сперва получилось смешно. Но Яо, старший из путников, принялся обучать новичка азам боевого искусства. Конечно, о всяких замысловатых приемах, вроде «дракона, ловящего жемчуг» или «взмаха пальмовой куницы хвостом» пока не могло быть и речи. Шаг – и резкий, со свистом, удар сверху вниз, другой – и конец шеста рассек воздух на уровне подбородка. Два боковых в связке, выпад, защита и разворот, уводящий с линии ответной атаки…

Примитивный с виду набор движений давался с трудом, и Николаю оставалось лишь восхищаться искусством буддийских монахов. В том, что все пятеро ими являются, не осталось сомнений. Слишком уж хорошо подходили они под укоренившийся за века образ. Правда, никто из них и слыхом не слыхивал про монастырь Шао-Линь. Возможно, его еще попросту не было. Николай боялся и думать, в какую пространственно-временную глушь угодил.

– Ты изумлен и встревожен чем-то, непостижимым людскому разуму, – сказал однажды Яо, словно прочитав его мысли. – Такое случается с каждым, а с мудрыми – не единожды. Выбранный нами путь не всегда прямо следует из причины выбора. Но это – истоки одной реки.

Еще недавно Николай счел бы подобное редкостной ахинеей. Но здесь, у пропахшего топленым жиром костра, под высоким, словно тающим в пустоте космоса небом, это воспринималось совсем по-другому. Как и со школьных уроков знакомое царство мертвых песков – белое пятно на глобусе, ад на земле, который предстояло пройти. Николай уже слышал, что означает суровое, жесткое, как пустынный ветер, имя этого места. Такла-Макан – «покинутое».