Белый Кит - Без+Дна

Нет черного и белого, есть только серое. Все смешалось.

Все смешало…

Утром Саша уходит на работу, а Маша еще долго спит, оставаясь одна.

Проснувшись, она оглядывается вокруг: «Какой бардак». Она умывается, убирается, моет посуду, загружает в стирку грязные вещи, думает, что приготовить на вечер. Цыпленка-табака! Делая все то, что делает по дому домработница, жена или мама с тещей. Иногда хочется побыть женой, поухаживать за кем-то, побыть женщиной, но обычно ее так хватает на пару дней, как раз на пару дней.

Александр с восторгом думает о вечере и ночи, рассказывая друзьям новые ощущения, эксперименты… А для Машеньки не было ничего такого, все это для нее уже не больше, чем детские шалости и скучная обыденность, она и не такое делала.

Так проходят три дня. Они погуляли, сходили в кино, посмотрели на звезды, и ходят под ручку, давая друг другу чувство полноценности. Машенька чувствует себя женщиной, выполняя женскую работу. А Саша, открывая перед ней двери, оплачивая счета, таская сумки и мусоря в квартире, исполняет мужскую часть работы. Она каждый вечер делает все тот же старый трюк, для него это еще ново, а она уже на второй день скучает, однообразие и сплошная посредственность….

Он платит ей в субботу, предлагая встретиться еще. Она берет деньги, говоря, что будут те же цены. Ей за три дня все порядком надоело: щи, женские обязанности и женский ночной рабский труд, да и сам Александр уже надоел с его неудачными шуточками, видела она мужчин, с которыми было и повеселей… Но она улыбается застенчиво, смотрит в пол, краснеет, берет деньги.

Это игра, не более чем хороший сервис, не верь.

Она идет домой, Александр остается один, начинается суббота. По пути домой она думает, что делать с деньгами: надо заплатить долги за три месяца за квартиру, за институт, купить еще новый телефон, а то этот старый, а свой новый вместе с кошельком она недавно опять потеряла…

Эх, Маша-растеряша.

Сейчас не может появиться новый стиль вроде рока или джаза, динозавры умерли, и из костей и останков собирают мутантов, пытаясь приделать чужие ноги к чьей-то чужой голове. Иногда Франкенштейны получаются красивыми, иногда не очень.

То же самое происходит и в моде. Вы можете одеться, как одевались в девяностые, восьмидесятые, шестидесятые… но одеться в стиле две тысячи десятого? Это глупость, так как примерно с того десятилетия и дальше мода – это просто смесь, мясное ассорти из старых динозавров.

То же самое происходит и с людьми. Вы практически не найдете в современном обществе невинную чистую красавицу старой веры, ориентированную сугубо на брак и варку борщей. Вы не найдете такую, чтобы выйти замуж, если уж о такой вы мечтаете.

Принцессы вымерли, потому что вымерли принцы и короли.

Теперь во всех женщинах смешались бизнес-леди, проституция, клубные чики, домашние девочки, домработницы и тому подобное дальше по списку… всего по чуть-чуть в разных пропорциях…

Эх, жаль, что вымерли принцы и короли, а то может быть так и пара принцесс осталась бы, и мне перепало.

Самый простой пример того, что нас дальше ждет.

Появление рома, виски, граппы, водки, коньяка, кальвадоса, мартини уже невозможно. Все это появилось очень давно, и представить появления нечто того достаточно сложно. Еще век или два назад появлялись новые напитки, но уже очень и очень редко…. Так редко, что это было почти незаметно. Сейчас уже хорошего нового ничего не появляется, все только смешивают существующие, меняя их пропорции, не парятся.

Коктейли…

Немного этого и вот этого, чуточку того, еще пару капель из той красивой бутылки, бухнем лайма, меда, взбитые сливки? Потом еще перца, сиропа от кашля… Бармен придумывает новый коктейль, новый собирательный образ, стиль, набирает стиля полный рот… и получилось… черт знает что получилось, выплевывает все в раковину, родился новый урод.

Все смешалось… Све смшелаось.

Возвращаясь домой, Маша спускалась по ступенькам метро, упал мужчина, из сумки выпали два батона хлеба. И зрителей полон зал, идущих слева. Вестибюль, среди них Маша, она смотрит, там драма… кажется, это жизнь наша.

Хлеб из старой нейлоновой сумки в клетку падает вниз, мужчина в возрасте бедный – все катится вниз. Он почти уже нищий, судьба всех посчитала, он для нее оказался тут лишний. Он ударился коленом об угол каменной лестницы, там под штаниной уже идет кровь, зубы его крепко, в тиски. Сквозь зажатые зубы вырываются от криков только лишь писки.

Уезжают вагоны, десять секунд тишины.

Слышите?

Поднимаясь, он вскрикнул. Это колено, в нем нерв, как между дверей, прищемило, штанина намокла от крови. Прихрамывая, с лицом боли, за хлебом спускаясь, хромая, с лицом, будто поел он сейчас соли.

Хлеб укатился вниз, он спускается скорее к нему…

Он нагибается, с болью сгибая колено, правую ногу, хватает одну булку, кладет ее в сумку и тянется за второй.

Идет женщина, слушает плеер. И наступает на хлеб грязным ботинком, совершенно не зная о горе чужом.

Он дотянулся и его уже держал, и уже потянул второй белый хлеб на себя… к себе… хлеб уже не бел. Не успел… А она, и ее грязный ботинок… теперь стоят на нем, от подошвы останется след.

Смотрит на старика, он молчит, а в его глазах и на лице столько мыслей похожих на: «Нет!».

Женщина смотрит на то, на что наступила, и на мужчину, держащего хлеб, и с испуга отпрыгивает от него, как от жабы, оперевшись левой ногой на хрустящую корку, оставляя на память след от подошвы, памяти след. И быстро идет дальше… ступая дальше своей крепкой правой ногой.

Она, может быть, испугалась, торопилась, не знала, что делать, но она не стеснялась, наступив еще сильнее, и пошла дальше, ведь ее проблем здесь как бы и нет.

Мужчина остался, болит колено правой ноги, он взял хлеб, оттер грязь рукавом. Поднял авоську и, хромая, поковылял выше по ступенькам. Так больно бывает на старости лет.

Наша героиня замерла и очнулась. Мимо нее проходит старик, внутри что-то надломилось и екнуло, в ушах до сих пор слышно его крик от боли в колене.

Он ее разбудил…

Она огляделась: вокруг бедные, немощные, плохо одетые, голодные и злые люди.

Нет счастливых лиц, нет счастливых, нет.

Дома считает деньги, листает купюры. Чем ты их заработала и как? Если бы она умела считать только до десяти, ей бы пришлось сделать не один круг, ловко листает купюры, гляди! Она считает их, откладывая стопочку на институт, стопочку за квартиру на ерунду еду…

Как-то на душе неприятно, да, Маша?

Картинка в голове повторяется и повторяется… старик с разбитым коленом сбегает вниз по ступенькам за выпавшим хлебом, скатившимся вниз. С болью, и из колена идущую кровью, он наклоняется вниз, а на хлеб наступает нога.