Марина Москвина - Ты, главное, пиши о любви

Так эти дорогие мне люди, включая космонавта Иванченкова, остались со мной на маленькой фотографии, врученной мне в Александровском саду, когда все цвело, цветы в корзинках висели на фонарях, и мы гуляли вдоль цветников, сидели на лавочке напротив нашего факультета. И Люся рассказывала мне в том числе, как Марина чуть было не провалилась на вступительных экзаменах, гордо отказавшись от пятерки, потому что не захотела ее получить из рук не понравившегося ей преподавателя.

Я всегда этим дорожила.

И когда вы познакомили меня с Юрой Ананьевым, дрессировщиком медведей, и Юра – да, он блаженствовал, когда рассказывал о вас. Я чувствовала, как он вас любит, когда он водил меня по Уголку Дурова, где вы показывали в экскурсии говорящего ворона, и тот ругался как извозчик, и где вы пили портвейн под грушей. Он буквально вернулся тогда в то время!

А когда мы ехали с семинара, и вы показали мне, где раньше стоял ваш дом в Черемушках, – я почувствовала, Марин, что подсела, ухватилась за борт мусоровоза, который проезжал ночью мимо живого того дома в конце романа «Гений безответной любви», и чем наполнен живой этот дом в Люсиной повести.

Моя дорогая Марина! Берегите себя.

Мама читает Тилю Юрия Коваля.

Мама и пес у меня читают хорошую литературу.

Ваша Юля.

2 января

Москва

Юля – Марине

Милое дело, Марин, дня три побыть в Москве, посмотреть на витрины и огни, а я уж хочу темноты и звезд. Одиночества, но не городского, а как Марик наш воронический хорошо сказал: городские огни вторгаются в тебя без приглашения, а огни друзей издалека в соседней деревне приглашают.

Хочется тишины и печки.

Вы понимаете, что там другая тишина?

3 января

Москва

Марина – Юле

У нас был тихий-тихий Новый год. И был бы еще тише, если бы Лёня, решив нас немного развеселить, не нарядился цыганом, не взял мою гитару и не стал играть.

Я говорю:

– Не колоти по струнам, а то расстроишь.

– А то тебе пять лет назад кто-то настроил, – ответил он, – и ты не знаешь, будет ли оказия в ближайшее время?

– Двадцать пять лет назад мне ее настроил Визбор, – сказала я грустно.

– Хорошо, что не Высоцкий, – вздохнул Лёня.

9 января

Москва

Юля – Марине

Почему-то вспомнила: когда копали картошку, многие выставили во дворы «буржуйки», варили на них картошку молодую (ненужную мелкую) коровам, курам. Почти в каждом дворе, в саду или, вообще, у входной калитки – горит печка. Тут же воду грели на печке в ведрах для коров.

И вот идешь вечером по деревне, – везде огни, если дверцы у печек открыты, и дым из низеньких прокопченных труб. О садовых печках кто заботится?

Я это запомнила в одну из осеней, когда уже холодно, печки светятся огнем и углями в темноте, пахнет картошкой, иногда слышно, как выплескивается, кипя, из чугунка вода на печку.

Нашла открытку Михайловского за 1983 год.

Время года – октябрь.

Фамилия фотографа – Листопадов.

11 января

Москва

Марина – Юле

Рано утром к нам на балкон сел сокол.

Лёня разбудил меня, мы сидели на кровати и смотрели на него.

А он – на нас.

12 января

Москва

Юля – Марине

Моя дорогая Марина. Вот я приеду в деревню к Але, буду носить ей воду, а уеду, и она опять один на один с собой, как каждый, и будет на воду топить снег.

Я выставлю вам все целебные бальзамы, наварю хвои, насушу зверобоя и душицы, Але принесу воды, вы только будьте здоровы и берегите себя.

У меня так многих родственников уже нет, что они у меня все в памяти.

И вы уж, Марина с Лёней, здесь держитесь.

14 января

Москва

Марина – Юле

Какого человека я встретила сегодня в метро – угольно-черного в цилиндре! Белая накрахмаленная рубашка, на шее бант, начищенные до зеркального блеска ботинки, выутюженные брюки.

Чернокожий кудесник прошел по вагону летящей походкой, изящно опираясь на трость-зонт, хотя на дворе январь! Один бухой пассажир не смог скрыть своего восторга, вскочил и с криком: «Ой, турки завоеванные!!!» – стал трясти его руку.

Видела бы ты ослепительную улыбку, которой тот его одарил…

23 января

Москва

Марина – Юле

Получила твои рассказы и бессмертники.

Ты хочешь, чтобы мы двигались к бессмертию?

Сделаем!

31 января

Москва

Юля – Марине

Марина, завтра уже февраль. Помимо просто признания этого космического события, я напоминаю, что вы говорили – хорошо бы взять в издательстве «Шамаек» Юрия Коваля с вашим предисловием. Правильно? Я зайду к ним и принесу, да? (Читай «Банановую хижину» – об отношениях Басё с его учениками!)

1 февраля

Москва

Юля – Марине

Слушайте, Марина, ночами у меня дома раскрываются сосновые и еловые шишки. Вот именно почему-то ночью. Стоит такой треск! Они раскрываются очень красиво. Со скрипом. Как коростели. Они похожи на коростелей, потому что коростели тоже всегда в траве, они не летают.

Коростеля никогда не видно, хотя он кричит у нас вдоль Сороти. Алексей называет его еще «дергач». И шишки – коростели.

Еще они скрипят как лягушки, если раскрывается сразу несколько. Смола у них шоколадная с синевой. Мне кажется, что это шишки секвойи. Или сосны лучистой. Там три сосны были рядом.

Есть звучащие чаши, и есть поющие шишки. Они распускаются как розы. Считайте, что я вам подарила букет сосновых роз.

5 февраля

Москва

Марина – Юле

Спасибо за шишки, за стихи, за коростеля.

Хлещу хвойные бальзамы.

Так что – полное спокойствие и растворение в свете.

8 февраля

Бугрово

Юля – Марине

Привет, Марин! Приехала в деревню. Слушаю музыку. Вообще-то жизнь здесь у каждого замкнутая и уединенная. Не в смысле закрытости от мира, а в естественности пребывания с собой. Вначале какие-то заботы по дому, шорохи. Но – затопил печку, принес воды, переночевал первый раз, вышел утром, – глядишь, и наладилась гармония.

Я вам говорила, что чувствую свое предназначение и назначение в этом месте, причем поняла это с первого своего появления здесь – в двенадцать лет. Ясно, четко и просто, второй раз приехала уже в двадцать один год – и все случилось.