Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир Бессмертия. Книга вторая

Лена удивлена:

– Никто так не думает.

Я кормлю Макса медом с ладони.

– В том-то и дело. Итак, правило первое: экономика человечна. Если это так, то гены людей управляют и экономикой. Правило второе… Все остальные правила сводятся к одному: генофонд планеты – основа жизни, основание нашей пирамиды, и все проявления ее составляющих – экономики, экологии, социума и власти определяются работой генов. Феноменологию жизни творят гены. Правда, Макс? Теорема доказана?

Лена и не сомневается:

– Это ясно как день.

Макс облизывается.

– Ясно-то ясно. Почему же жизнь висит на волоске? Сегодня пирамида жизни – как Пизанская башня. Кособочит, горбится, выпирает… Если экономика хороша – страдает экология, если власть узурпирована – страдает народ… Это сплошь и рядом, примеров – тысячи. В чем же дело? Нет гармонии. Кривая Пирамида. И выровнять ее могут только гены.

– Только гены? Но как?

– Вот и я спрашивал себя: как?!

Макс смотрит на меня, не мигая.

– Как, Макс?

– Уав!

В середине декабря, как сейчас помню, это была суббота, я затянул Жору в ЦУМ, и мы купили себе роскошные дубленки. Зима была холодной и ходить в демисезонном пальто по Москве было холодно и просто неприлично. Дубленки в жуткий мороз – это было прекрасно! Чувствуешь себя, как на печке. И выглядели мы с Жорой в них солидно и достойно.

– Эка навалило! – смеялся Жора, бухаясь в дубленке в огромный сугроб.

Скоро и мой портфель был полон, просто набит принципами истинной, я считал, демократии, и мы уже готовы были начать строительство идеального общества, но тут вдруг вновь появился тот, кто без всяких церемоний взял и, пардон, написал в мой портфель.

– Не говори мне кто это, хорошо? – просит Лена.

– Жора, кто же еще! На все наши принципы – горячей струей пессимизма.

Помню, он прилетел то ли из Перу, то ли из Мексики и, когда я спросил у него по дороге из аэропорта, не желает ли он выслушать, как мы тут без него расправились с совершенством, он только ухмыльнулся. И после небольшой паузы произнес:

– Знаешь, эта твоя Пирамида не выходит у меня из головы. Весь мир говорит о совершенстве, но разве можно верить словам тех, кто живет в роскоши, кто в пост завтракает рябчиками и засаленными губами произносит тосты, славя равенство и справедливость? Я могу тебе точно сказать: мы свернем себе шеи и обломаем ноги. Это, конечно, мягко сказано.

Через час он снова набросился со всем своим пылом и жаром на толстозадых без всякого предисловия и, как мне казалось, без всяких видимых причин. Просто он был не в духе. Я не часто видел его в гневе и никогда не видел сердитым. Он всегда всему и всем улыбался. Его ничем нельзя было удивить. Ни обидеть, ни рассердить. Несправедливость же приводила его в бешенство.

– Среди этой своры, – сказал он, – я не знаю ни одного, кто на самом деле жаждал бы торжества справедливости. Все они одним миром мазаны, и от нас требуется лишь только одно…

Затем он стал перечислять то, что уже говорил мне тысячу раз. Я не мешал ему высказаться. Когда пар нарочитого недовольства был выпущен, Жора произнес:

– Так что до совершенства нам, как до Киева пёхом. Поэтому имена здесь не имеют значения.

Какие имена? Для меня это осталось загадкой.

Затем он подробно рассказывал о своем участии в раскопках Мачу-Пикчу и о достопримечательностях Чичен-Ица, восторгаясь не только технологией их строительства, но и системой правления, которую называл истинной демократией. Одному Богу было известно, как он эту демократию определил.

– Что такое «демократия Пирамиды»? – спрашивает Лена.

– Ее принципы совершенства.

При каждом удобном случае Жора не упускал возможности рассказывать о своих принципах:

– Итак, если сформулировать содержание и основные, так сказать, глубинные принципы совершенной жизни, то нужно назвать следующие: первое – споспешествуй абсолютной реализации собственного и всеобщего генофонда жизни, второе – пользуйся обратной биологической связью как путеводной звездой, третье – живи по мере. Вот три кита совершенства!

Твердя нам свою рацею, Жора весь преображался. Он светился, сиял, и еще ярче горели немыслимой синью его глаза. Было ясно, что эти три кита давно теснили его мозг, и вот он пустил их в свободное плавание. Это были часы откровений. Мы сидели перед ним, как те евреи перед Иисусом, читающим им Нагорную проповедь. Но мы не молчали, заглядывая ему в рот, не поддакивали, кивая в такт его речи: у нас были на этот счет и свои представления о принципах. Кто-то даже был не согласен с его доводами. Жора ждал, когда все выскажутся. В тот вечер он сидел на диване, привычно расставив ноги, поглаживая рыжего кота, приютившегося у него в паху. Когда Жора так серьезно о чем-нибудь говорил, невольно хотелось прислушаться. Так уж повелось, что каждая его фраза, сказанная в таком тоне (ведь чаще всего он просто противоречил, если не ерничал) несла в себе нечто новое, да. Щеки покрывались румянцем и время от времени ехал к затылку ежистый скальп, обнажая и без того высокий лоб.

– И прицепи, – продолжал Жора, – прицепи на флаг своего совершенства вот такой лозунг-девиз: «Мы не должны быть сильнее самого слабого!».

Это и была та самая фраза, которую он так долго вынашивал. Да! Мы не должны быть сильнее самого слабого! Жора сделал паузу, чтобы и мы смогли насладиться ею. Мы впитывали ее сладость.

– Нет, – сказал Жора еще раз, – не должны! Ведь сила народа, нации, страны определяется благосостоянием слабых ее представителей – бедных, больных, уродливых и бомжей, кривых и горбатых… Да-да, и горбатых, и…

Первым не удержался Володя Ремарчук:

– Нетрудно быть сильнее самого сильного.

– Трудно быть только Богом, – сказала Таня и встала, наконец, со своего табурета.

От природы робкая и застенчивая, она больше слушала, чем спрашивала. Кто-то сказал что-то еще, мол, Бог тут не при чем и т. д. Поспорили.

– Ну и, конечно, – сказал потом Жора, – «Не убий, не укради, не прелюбодействуй…». Это – классика! Мы ведь говорим…

Он взял кота за холку и легонько опустил на пол.

– Здесь нужно повсеместно использовать и «игольное ушко» Христа, и все Его заповеди блаженств, все Его учение… И другие учения… Но всё это только воспитание, утверждение веры, возможно, насилие, да-да, диктатура, скажем, чести, совести, справедливости… Преображение сознания – да, но извне, лоск, наведение глянца. Главное же…

– И когда наши принципы восторжествуют, – вдруг произнесла Таня, – и все станут братьями, свободными и равными…

– Одинаковыми? – спросила Ната.

Жора посмотрел сначала на Таню, затем перевел взгляд на Нату. Они вопросительно смотрели на него.