Ксения Сингер - Если Мельпомена выбрала тебя

Такого рода дискуссии меня пугали и запутывали.

Его же рассказы об истории меня завораживали, но не той истории, которая скаредно и схематично изложена в учебниках. А истории, складывающейся из дней жизни отдельных личностей. Их судьбы, причудливо переплетаясь, вливались в единый поток времени, обезличивающий, уносящий всех стремительно в прошлое от происходящего сиюминутного. И сам этот момент, как и последующие, обречен мчаться в мутном потоке истории назад.

Ничуть не меньше меня захватывали рассказы Юргена о времени и событиях, участником которых он был, и как события эти повлияли на судьбы наших с ним родных.

Он был младшим братом отца Виви и моей матери, врач по профессии. А брат его Лукас, дед мой, будучи еще совсем молодым священником, в одной из своих проповедей сказал, что Иисус Христос призывал любить своего ближнего – человека, и неважно какого он происхождения и какой он национальности. Один прихожанин донес в гестапо. Моего будущего деда должны были отправить в концентрационный лагерь, но дело было уже в начале 1945 года, поэтому заменили отправкой на Восточный фронт. Только Восточный фронт был уже в Германии, так что далеко он не уехал, был ранен в Берлине. Конец войны застал его в госпитале. После госпиталя оказался на несколько месяцев в лагере. Когда вышел, вдруг выяснилось, что Германию поделили на демаркационные зоны. Он оказался в восточной ее части. Добрался до Берлина и оттуда перебрался в английскую зону, не то чтобы по политическим убеждениям, это его и не интересовало, а чтобы оказаться поближе к дому.

Вместо дома и церкви нашел одни руины и ни души вокруг. Только бомбы неразорвавшиеся торчали. Есть хотелось. Пошел к морю, там что-нибудь съестное найти вероятность все же больше. Издалека увидел лежащую на песке фигуру. Сначала подумал – погибший ребенок. Решил похоронить хоть в песке. Подошел, оказалось, девушка, еще живая. У него последний сухарь на самый черный день в заплечном мешке был. Он еще в Берлине свой золотой крестик с груди выменял у одного американского солдата на пачку сухарей и на коробок спичек. Он ей сухарик отдал, к себе прижал, отогрел. Так вместе и остались. Двое – не один. Постепенно и люди стали появляться. Лукас стал рыбу ловить и продавать. Дом построили, хоть и маленький, дочка родилась. Школу организовал для ребятишек. Биргит, как солнышко, только начала лепетать, а уже второй в животе ногой бил. Жизнь потихоньку стала налаживаться. Но однажды уплыл Лукас на баркасе в море со своими товарищами по рыбной артели, а назад никто не вернулся. Виви родилась через два месяца после гибели отца. Для Беате и девочек началось тяжелое полуголодное время. Трудно сказать, как бы все вышло. К счастью, Юрген случайно встретил земляка, и тот рассказал ему о брате и его семье.

Юрген хотя к этому времени еще не кончил учебу в университете, но семью брата поддерживал, как мог. Предлагал Беате с девочками в Гамбург переехать, вместе все же легче выживать, но она отказалась – ждала, вдруг Лукас вернется, а в доме никого. Пришлось Юргену в тех краях после окончания учебы поселиться. Нашел место, где их дом стоял. Этот дом построил еще его прапрадед. Дом был разрушен в Первую мировую войну и после заново отстроен. Во время Второй мировой войны весь поселок полностью был сметен с лица земли бомбардировками. Англичане бомбили систематически, каждую ночь сбрасывая бомбы, когда летели бомбить Гамбург, так и на обратном пути, все, что оставалось, выбрасывали сюда же. Не то что не оставив ни единого дома, но и руины сравняли с землей.

Юрген начал дом отстраивать. Нет-нет да всплывет неразорвавшаяся бомба и очень много фосфора вокруг.

Поселок построили ближе к морю те, кто после войны уцелел, но пришла большая волна и смыла все рыбацкое поселение; после этого дом Юргена стоял долго изолированным от всего мира. Последнее время дома стали расти в округе как грибы после дождя и уже все ближе и ближе подходили к дому Юргена.

Юрген для девчонок вместо отца стал. Помогал не только материально, но и уму-разуму учил. Отправил учиться и поддерживал, чтобы обе окончили университет.

Еще Юрген рассказывал о временах рецессии, о приходе к власти фашистов, о машине пропаганды, которая сбила множеству людей мозги набекрень, разучив их думать. О войне. О том как он будучи контуженным и раненым, еще мальчиком вместе с отцом, которому оторвало руку по локоть, в самом конце сорок второго года уехал в Аргентину. Затем они перебрались в Бразилию и открыли там дело по добыче полудрагоценных камней, и дело хорошо пошло. Когда война закончилась, отец настоял, чтобы Юрген вернулся в Германию учиться на врача. Как учился, как участвовал в движении шестидесятников, как схлестнулся с неонацистами.

– Да, официально считалось, что их победили, но на деле они пользовались поддержкой этих же самых официальных. Вот и пришлось бежать назад в Бразилию. Наци тогда меня крепко со всех сторон обложили. Уйти мне помог Ник – отец твой. Очень рисковал. Тебе тогда только-только два года исполнилось. Я потом перебрался в Аргентину. Так и прожил больше двенадцати лет в Южной Америке.

– Юрген, отчего же ты не обратился в полицию. Она же обязана была тебя защищать. Это же в Конституции нашего государства записано.

– А ты знаешь, у нас есть в государственной структуре организация «Конституционная защита». Эта организация финансово поддерживает наци. Вот и не верь. Делают они очень просто. Выбирают из рядов наци каких-нибудь, которым платят как своим агентам. На самом же деле информацией агенты их не снабжают, а денежки идут на нужды националистов. Так что вот так на самом-то деле, а ты говоришь про то, чтобы защитить.

Я сомневаюсь в словах Юргена. Может быть, раньше так и было. Он недавно вернулся и не знает, что сейчас все иначе.

Осень

Уже несколько дней подряд светит яркое, но совсем не жаркое осеннее солнце. Мы с Мартой выдергали лук и чеснок. Все хорошо подсохло, и сейчас я сижу на скамейке за домом и плету из чеснока косу, чтобы было удобно его хранить зимой. Рядом сидит Юрген. Он мне только что прочитал лекцию об эмбрионах. По биологии я уже тоже полностью готова – могу идти сдавать экзамен хоть завтра.

– Когда ты мне сейчас рассказывал, я чувствовала себя студенткой медицинского факультета.

Юрген удивленно смотрит на меня:

– Я действительно читал курс лекций по эмбриологии на биологическом факультете в Буэнос-Айресе почти десять лет и практиковал в частной клинике моего друга. Мой друг был необыкновенным человеком, он самоотверженно боролся за сохранение лесов Амазонки. Мы стали самостоятельно вести расследования, как американские фирмы искореняют не только лес, животных, но вместе с ними и местных жителей. Друг мой погиб при невыясненных обстоятельствах, а мне пришлось уехать.