Вадимир Трусов - Эха – на!

Анонимка что ли? По сути конечно же, и тьфу на неё, на подлую. Однако трудненько порой остановиться, приняв к сведению некую актуальную тему, например – достижения нами всеми и каждым в отдельности простого такого вроде бы счастья. Один мой, покойный к прискорбию, друг, во студенчестве изобрел рецепт элементарного счастья. Он имел обыкновение время от времени (прошу пардона за каламбур) выбивать стекло и отрывать стрелки у большого механического будильника, настойчиво и доставуче тикавшего в его комнате на столе. Вообще – то корешок творил сие ради того, чтобы его сосед по общажному пеналу не мог справляться о точном времени, и не мог, соответственно, вставать в назначенный утренний час и его, корешка, не будил зазря. Эти налеты на ни в чем не повинный хронометр совершались, как правило, в час ночной, когда соседушка почивал. А проснувшись, долго не мог он врубиться, что с часами приключилось, пялясь спросонья в искалеченный, словно кастрированный циферблат. Счастливые, как известно, часов не наблюдают…

Но и наглые, игнорирующие предлагаемые обстоятельства, персоны, порой удостаиваются внимания фортуны. Пусть даже в мало мальских самых мелочах. Однажды мы с моим, покойным к прискорбию, корешем решили посетить накануне новогодних прадников славный град трех революций, дабы хоть какой – нибудь мясной рефренации на праздничный стол сыскать. Бытовали мы в те поры в главном карельском городе, и, закончив трудовую неделю, времени терять не стали, сразу подались на вокзал, к отходящему в Питер поезду. То есть из петровского завода во град петров же намылившись. Сунулись в кассу, а – а – а, гы – гышеньки, билетов – то нет. Даже до Лодейного Поля, где вагоны на Питкяранту отцепляют – прицепляют, и возможность обычно имеется билеты заново приобрести, уже до конечной, до вокзального, имени первопрестольной, тупика. Поинтересовались мы все – таки в касссе, а куда вообще нынче легально добраться можно? Оказалось до Подпоржья. Вот везуха, ни два, ни полтора. И стоянка там – минут пять от силы. Ладно, взяли, что есть. Забрались в общий вагон, на вторые полки в купе, что у самого туалета, и спокойненько заснули, решив, – будь, что будет. Утром, раненько так, кто – то стал настойчиво теребить полу моей аляски и за ноги трясти. Разомкнул я вежды сонные и увидел чувака в железнодорожном прикиде. Точнее, двух, ибо они друг за другом стояли. Понятно, ревизоры, коли будят, а потом билет спрашивают. Тут и друган проснулся. Я глянул на часы, судя по времени до Питера еще часа два шкандыбать, и уже никуда не смоешься. Обложили. Ничего мне не оставалось, как попросить кореша предъявить наши потерявшие уже всякую силу билетики. Боб с абсолютно невозмутимым видом достал бланки и протянул их мне, а я уже в лапы ревизору переправил… Тоже без дерганий, молча и харя кирпичом. Пожилой дядя важно в билеты глянул, секунд пять – семь их изучал, а потом пробил своим компостером и вернул мне. И ушел. Точнее оба свалили дальше по вагону. Зайцев выявлять. А то, ишь, взяли моду, на шару в поездах кататься, государственные структуры обманывать. Ловите их, мужчины, дабы иным неповадно было! Удачи вам в наступающем новом… Я спрятал вновь обретшие силу бумажки во внутренний карман, криво ухмыльнулся Бобу, он – мне, и мы спокойненько и благополучно, с полным основанием, проспали остаток пути. А вот объяснений случившемуся искать не стали. Свезло, так свезло. Не только дуракам везет. А возможно – только им. Но оставаться в дураках подобным образом – не самый худший вариант. Уверен. Жаль, что подобные фокусы редко происходят. Крайне редко. Воля случая то есть функция старины Лапласа имеет скверное свойство чаще всего принимать значения обратные желаемым.

Ехала девушка в метро. И сама хорошенькая, и одета прилично. Замшевая светло – коричневая куртка, вдоль рукавов сзади бахрома, темные джинсы мелкого вельвета, сапоги не от «Скорохода» явно. В руках большущий кулек из серой бумаги. Что в кульке? А шут его знает. В продовольственных обычно такие кульки вертят. Впрочем, нам с Ныряичем было абсолютно все равно, что это за краля и каково, собственно, содержимое её кулька? Мы возвращались в общагу в препоганейшем настроении. Отчего? Уже и не помню толком, то ли просто не выспались – замотались, то ли в альма – матер что – то не заладилось, с преподами переругались либо с комсомольскими вожачками в очередной раз повздорили. Девушка сидела, держа кулек перед собой двумя руками практически на весу, видать содержимое не позволяло ей ни утвердить груз на коленях, ни слегка прижать к груди, а на серой бумаге кулька проступали явные масляные пятна. Мы стояли возле неё, держась за поручень, и, того совсем не замечая, практически нависали над прекрасной незнакомкой, то и дело непроизвольно останавливая на ней пустые, невидящие взгляды. Мы гоняли каждый своё, погрузившись в некие не вполне позитивные размышления, и прекрасную незнакомку честно не замечали. Почему тогда прекрасную, спросите? Не знаю, когда я её разглядел, чуть позже, она мне понравилась. Впрочем, в те поры мне нравились едва ли не все девчонки подряд. Вполне нормальное состяние постоянной готовности к подвигам на амурном поприще, тем более, что в этом направлении любая попытка – не пытка уж точно. Итак, мы нависали над девушкой двумя довольно габаритными своими рамами, изредка обмениваясь короткими репликами, и одаривая нашу попутчицу наверное весьма неласковыми глазами. Так продолжалось остановки три. А потом вдруг произошло маленькое чудо. Во всяком случае мы посчитали именно так. Девушка, наверное в очередной раз встретившись глазами с одним из нас, вдруг раскрыла кулек, полный фигуристой и румяной выпечки, и протянула его нам, произнеся искренне и даже немного просительно: «Ребята, угощайтесь пожалуйста, это очень вкусное печенье, такое в магазине не встречается, мне его на заказ испекли!». Мы оторопели? Что? О чем она? И вообще, это она к нам что ли обращается? У девушки были большие карие глазищи, тонкое, изящное лицо и воистину прелестные, музыкальные руки. Именно музыкальные, в них пели нежность и ласка. Слушай, вот ведь ничего себе барышня, мигнул я Ныряичу. А друган улыбнулся и согласно тряхнул головой. Тут поезд влетел на очередную станцию, пассажиры дружно повскакивали со своих мест и потянулись к выходу, и мы смогли плюхнуться по обе стороны от нашей нежданной кормилицы. «Понимаете, – начал Ныряич, – Мы не голодны, хотя спасибо вам большущее за такое оригинальное предложение. Дело в том, что мы…». Мрачное настроение разом улетучилось, жизнь вновь стала прекрасной и удивительной. Жить было не только можно, но и нужно. Жить весело и правильно. Что мы тут же и сделали.