Вадимир Трусов - Эха – на!

По всему было видать, что вояжер не просто утомился, перемещаясь в пространстве сколь оригинальным, столь и трудоемким способом, но его вдобавок здорово колотит, фигурально выражаясь, после вчерашнего. Однако, при более пристальном рассмотрении, вчерашним там и не пахло, дня четыре колдырил, не меньше, а то и всю неделю зацепил. Мужик в каких-то непонятного покроя и грубой фактуры темных штанах, футболке и джинсовой жилетке с многочисленными молниями карманов и карманчиков, полулежал, опираясь на поребрик локтями и поясницей, и выпростав ноги, лишенные ступней, поперек дорожки. Культи, зачехленные в брезентовые колпаки, перехваченные ремнями, лежали на противоположном поребрике. У мужика был основательно расплющенный в районе переносицы шнобель, полуседая, щедрая уже щетина, давненько не знавшая стрижки, спутанная шевелюра и оврагоподобные морщины, на лбу, между бровями и от носа к губам. Он даже не взглянул на меня, подошедшего, то есть глаз не открыл, отдыхал видимо, лишь немного телом лрогнул. Насторожился все-таки, привычка не раз битого… Я поискал вокруг взглядом какую – никакую картонку, нашел поблизости ошметок коробки, расправил его, водрузил на бетонную поверхность поребрика и сел почти напротив странника. Молча достал сигареты, курить не хотелось, но я все-таки зажег цыбарку и, не особенно затягиваясь, ждал ответной реакции моего визави. Мужик, уловив запах дыма, встрепенулся, открыл глаза, и я тут же протянул ему тлеющую «арктику». Он молча взял, кивнул благодарно, но смотрел настороженно, выжидал, опасался. Пришлось начинать беседу самому.

– Ну, что, дядя. Откуда путь держишь? И куда столь пламенно стремишься, что аж без коляски шарашишь по асфальту? Гляди, изорвешь все шмотки.

– Да мне к монастырю надо попасть, я там на милостыне стою… сижу… тля такая, дружки вчера по пьяни коляску поломали, развалилась вся… А мне..к – ха – к – х – кха, тьфу,

надо, мляха, туда позарез. Делать нечего, вот и пополз. Кто же довезет?

– Так тебе, дядя, чапать еще порядком. До монастыря отсюда – не ближний свет. Если к обеду успеешь, уже удача. Только в грязи перепачкаешься весь и точно до дыр одежку протрешь.

– Дык, а фуфули толку? Делать – то нечего…

– Так, сиди пока, вернее, лежи здесь. Я сейчас. Не уползай только, пилигрим рефренов.

Я встал и направился домой. Начнем день с хорошего дела, не шибко разоримся. В квартире взял пачку сигарет, из холодильника вытащил «полторашку» пива, как раз про запас стояла, сто рублей захватил, ровно до монастыря на такси и выйдет. Спускаясь по лестнице, вызвал тачку по мобиле, уточнив, куда именно ей причалить, чтобы не к подъезду, а с обратной стороны. Вдвоем с водилой кое-как загрузили мужика на заднее сиденье, не слушая сбивчивых благодарственных бормотаний экстремала поневоле. Его глаза, полыхнули при виде полуторалитрового баллона пива такой гаммой чувств, что описать сие вряд ли возможно. Все, что угодно, в тот момент прочиталось в них, обычно блеклых и вялых, от плотоядной низменной радости до отваги и готовности к некоему абстрактному подвигу. Замызганная темно зеленая «десятка» с откровенно склочным фырчанием тронулась с места, оставив после себя недвусмысленного запаха облако выхлопа, и сразу же скрылась за углом дома. Счастливого пути. Ну, а мне куда теперь? Сколько там на котлах? Вот, наверняка в начале девятого газетный киоск уже открыт и можно приобрести там очередной номер «литературки», благо нынче четверг. Мелочь есть? Так, даже много мелочи. Уже хорошо. Руки в ноги и …здесь не далеко. Киоскер, полная, доброжелательная женщина смотрела на меня и с легким удивлением, и с явным сожалением. А на мою просьбу, мол литгазету пожалуйста, помявшись, произнесла негромко:

– Понимаете, вы единственный человек за полгода, кто это издание спрашивает. Я же не знала, когда вы давеча были, что еще придете. Да и то, какая разница, придете – не придете, начальство решило больше литературную газету не заказывать, что без толку по одному номеру возить?

Я молча пошел прочь. Ответ дамы меня не огорошил, ибо в моем заполярном городишке ситуация была очень даже похожая, а именно – в киоски поступали два или три номера «литературки», которые покупали одни и те же люди. Они почему-то не хотели оформить подписку, предпочитая покупать газету поштучно, и продавцы даже на прилавок поступившие номера не выкладывали.

В годы юности туманной, а точнее, на границе отрочества и этой самой юности, в неустанных размышлениях о будущности своей пребывая, под влиянием неминуемой окружающей среды, идеологически выдержанной то есть затхлой и лживой до абсурда, желая овладеть конкретным, полезным в жизни, ремеслом, сказал я как-то папане моему, дескать, давай-ка, батя, пойду я в профтехучилище, выучусь, к примеру, на газоэлектросварщика или на автослесаря с правами шофера, а там подумаю, что далее творить, куда поступать или в армию сходить. Отец посмотрел на меняя внимательно, закурил неторопливо, и молвил, что в училище означенное, овладевать нужной, в целом, профессией я пойду тогда, когда там будут учиться внуки генсека передового отряда советского народа или, по меньшей мере, областного партийного вожака. А пока их там нет, закончу я школу и буду пытать счастья в высших учебных заведениях прекрасного града трех революций. Рабочая, сынок, профессия – дело нужное, но ведь неплохо знать, к чему расположение чувствуешь, а не с кондачка за что попало хвататься. Понятно, что отец родной не в приказном порядке сии речи мне говорил, но был крайне ироничен и убедителен. Я к вот к чему сие вспомнил. В нашем государстве, в области промышленного производства, сейчас уже окончательно и на официальном уровне признали крайний дефицит квалифицированных рабочих. Нет слесарей, плотников, станочников, тех же сварщиков… У меня предложение, дабы сделать рабочие профессии престижными среди подрастающего поколения, нужно, кроме прибавки стипендий в «хабзайках» и вообще повышения зарплат пролетариату (это, к бабке не ходи, придется делать), так вот, нужно, чтобы в профтехучилища на рабочие спецуры пошли учиться отпрыски нашей правящей, с позволения сказать, элиты. Пусть по окончании поработают еще годика по три на рабочих местах, вот вам и престиж. Что? Почему же ахинея? У нас же усе равны. И любой труд, ежели он честный, почетен. Не правда ли, элитарная наша элиточка? А то повадились в топ-менагеры, в мгимошники, в банкиры, в аналитики. Нет, братцы, силой собственного примера следует исправлять ситуацию. А как же иначе? А за народ, за страну пострадать? Не фуа – гра единым жив человек! Несите новую эстетику в тяжелый и неблагодарный труд рабочих и крестьян! И воздастся вам. А ежели все поголовно в армейку соблаговолите – сподобитесь, в пехтуру, аки мой племяш, скажем, туда, где со срочников офицерьё местное деньги дерет за теплые комбезы, за ботинки – берцы и прочие шмотьё, цены вам, детки элитарные, не будет! А престиж – то… престиж! Эх, молодежь, даешь – шалишь единство нации.