Ильхам Рагимов - Достичь вершины

– Будьте осторожны, мистер Гурвич. Тропинки скользкие. Одно неловкое движение – и вы скатитесь вниз на бешеной скорости. – предупреждал Шеен, – Я могу не успеть.

– Это означает, что риск свернуть себе шею, резко увеличивается.

– Не нужно так говорить, мистер Гурвич. Даже не представляю, что со мной произойдет, случись с вами несчастье.

– Что же произойдет, Шеен? – профессор, продолжая путь по извилистой лесной тропе, тяжело вздохнул, думая, как объяснить услужливому провожатому, что он, Ави Гурвич, не ребенок и к тому же простой смертный, не застрахованный от неприятностей, как любой другой. И чрезмерная опека, вызванная самими положительными намерениями, может испортить настроение. – Произойдет то, что вначале ты проверишь, жив ли я или всего лишь травмирован, после свяжешься по рации с Фербенксом и вызовешь подмогу. Если мне суждено отдать концы, Шеен, ни ты, ни я, и никто на свете не сможет этого предотвратить. И еще, самое главное, чтобы ты не раскисал, скажу…Я пока не собираюсь сворачивать себе шею и отправляться на тот свет, хотя кто знает, может там намного лучше, чем на Аляске. – Ави рассмеялся на всю глотку. – Кажется, я был краток и вполне понятен.

Шеен хлопал глазами, не понимая смены настроения своего попутчика. Одно было ясно: сегодня не стоит перегружать опекаемого лишними замечаниями по поводу безопасности и самому смотреть в оба, чтобы не кусать потом локти.

– Разрешите пройти вперед, – осмелился провожатый, – и еще… Возьмите это и обвяжитесь, – он протянул моток крепкой веревки, другой конец которой перекрутил вокруг собственного предплечья.

– Зачем, Шеен? – удивился Гурвич.

– Я настаиваю.

Взгляд алеута был слишком серьезным и требовательным, чтобы дать волю новым философским излияниям.

– Хорошо, – смирился Ави. – Только как я буду ходить? Это очень сковывает движения. Вдобавок я могу упустить очень интересный кадр.

– Я вам помогу. – Шеен, как всегда, был краток и категоричен.

Исследователь природных красот тяжело вздохнул и согласился на страховку.

– Не жмет? Поднимите руки, так, – провожатый проверял прочность узла, обмотав длинную веревку вокруг теплой, пухлой, как свежеиспеченная булочка, куртки профессора. – Я похож на беспомощного теленка, – улыбался Ави, придерживая рукой фотоаппарат.

Шеен ничего не ответил, продолжия идти вперед. Он обещал сегодня показать Гурвичу место, где вода пробивается через центр скалы, словно кто-то вмонтировал в нее водяной насос. По сведению ученых, напор очень сильный, порядка четырех атмосфер. Сила, генерирующая столь мощный всплеск, осталась пока неразгаданной. Чтобы изучить этот феномен, необходимо, как минимум, разрушить гранитную скалу высотою сто девяносто с лишним футов. – Сколько нам еще туда идти? – тяжело дышал профессор.

– Если будем продолжать такими темпами, то примерно час. Может, чуть меньше.

Ави только сейчас заметил, что его попутчик не носит часов.

– Жмет на запястья, – ответил Шеен. – Однажды мне подарили компас в виде наручных часов. Так хотелось от него избавиться, будто в кожу въедается липкая змея. Не выдержал и двух дней. Снял. Да и зачем он мне нужен? Я без него прекрасно обхожусь. И по времени не ошибаюсь. Звезды, солнце – вот мой компас, самый безошибочный и верный, – это было не простое хвастовство, а самая настоящая правда. Шеен никогда не сбился бы с пути, потому, что он был прекрасным проводником, обладая всей техникой системы выживания.

– Жаль, что у нас осталось не так много времени. – Ави посмотрел под ноги и остановился. – Научил бы и меня так ориентироваться.

– Это не так уж сложно, сэр. Несколько уроков – и вы сможете без труда найти дорогу по звездам в нужном направлении.

– Я большой лентяй и не люблю учиться, – профессор похлопал по плечу попутчика, и они продолжили путь к чудо-фонтану.

Первое, что он увидел, раскрыв веки после операции, это улыбку лечащего врача. Слегка нагловатую и добрую одновременно, с небольшим изгибом влево. Немного прищуренные глаза создавали впечатление близорукости, но оно было обманчивым. Глаза у доктора были безупречны во всех отношениях, притягивая и обвораживая собеседника. Взгляд исподлобья не упускал ни малейшего намека, штриха, движения на невнимательность, в случае которой наступал черед дежурного вопроса «ясно ли я выражаюсь?»., А голос «дока Лиама», как его называли пациенты, был насколько плавным, размеренным и весьма убедительным, что не слушать его было невозможно. Он вполне мог бы лечить фразами, смешивая объяснения курса лечения с пошлыми шутками, не имеющих видимых границ нецензурных словосочетаний и не очень корректной жестикуляцией. Не имело значения, был ли его пациентом несовершеннолетний ребенок или пожилая леди, в момент объяснений исцеляющей методики он называл в сленговых выражениях все интимные части тела, будь то мужского или женского пола. Более или менее благовоспитанных больных вначале шокировала дерзкая, грубая речь «дока Лиама», но на второй или третьей день они свыкались и сами переходили на говор злачных улиц.

– Как себя чувствуешь, амиго? – подмигнул Лиам. – Que te passa?

В ответ амиго устало кивнул головой, заставив себя улыбнуться, хотя силы были изрядно подточены. Устает не только хирург, но и оперируемый, несмотря на то, что отключается под действием наркоза.

– Ты счастливчик, Хоакин. – врач слегка потрепал пациента за прямые, черные волосы. – Операция была успешной, без всяких осложнений. Это благодаря тому, что опухоль у тебя выявили на ранней стадии. И еще, у тебя железные я…а парень. В противном случае нам бы пришлось несладко, – он посмотрел в глаза больному. Они чуть «заплыли», но не свидетельствовали ни о каких дополнительных проблемах. Чистые, без ненужных покраснений, – А зачем нам мучения, если от них можно запросто избавиться. Отрезать – и готово. – Лиам небрежно взмахнул рукой, улыбнулся, излучая уверенность и жизнерадостность.

Док даже присвистнул для убедительности.

– Спасибо, Лиам, – прохрипел Хоакин Мендез, мальчик с диагнозом злокачественной опухоли желудка в начальной стадии. Коварная болезнь не успела разыграться и была усмирена острым скальпелем Лиама Боннера, спасшего не одну душу. Спасал он не в келье католического пастыря, ибо по отцу являлся ирландцем, а в своем кабинете или на хирургическом столе.

– Ты же знаешь, Хоакин, я не люблю это слово, – вполне серьезно заявил Лиам, проверяя пульс.

– Все равно спасибо. Вы меня спасли, – в горле мальчика скрежетало от долгого вынужденного молчания. – Я ваш должник.

– За операцию я получил деньги, значит, ты мне ничего не должен. Это во-первых, а во-вторых, старайся много не болтать. Ты сильно ослаб после операции, – пульс больного был нормальный. – Постарайся уснуть и подзарядить батарейки. От острых мексиканских блюд, придется ненадолго воздержаться.