Владимир Коркин (Миронюк) - Взломанная вертикаль

– Дай скорей палку мне! А ты рви за багром к судорембазе и кличь мужиков и баб. Ребя! Держите меня за ноги. Да крепче! Навалитесь друг на друга, чтоб в воду не затянуло. Вот он выныривает. Ловлю!

Двое старшеклассников, схватив Виссара за воротник и рукав пальто и за шапку, подтягивали мальца на себя, пытаясь крепче уцепиться за рукава и вызволить из плена ледяной проруби. А уже мчала подмога с судорембазы. Строгавшие заготовки для плашкоута поселенцы немец и его друг карел, пришедшие на счастье Виссариона выгнать побольше месячный план, а значит, и хорошо заработать, подцепили багром пальто и вытянули мальчишку на лед.

– В тепло его надо. Скорее! Шнелль! – кричал взволнованно немец. – Ахтунг! Кто рядом живет? Бегом нах хаузе. Клади его на печь!

Двое парнишек, взяв Виссариона под руки, потянули вверх, на взгорок. Да силенки не те! И опять подфартило Виссару. По какому-то случаю обходил свои неспокойные владения участковый милиции. Помнит паренёк, как человек в жесткой и, как показалось ему, будто фиолетовой шинели с погонами на плечах, подхватил его на плечо и попер вверх, в гору.

– Колька! – крикнул милиционер рядом семенившему мальчишке. – Лети домой к матери, скажи, чтоб печь горячей топила и питье горячее приготовила. А я его понесу.

В хатке его раздели, из валенок хлюпала вода, насквозь мокрое белье хозяйка выжала и развесила над печью. Парили валенки у плиты. Завернутый в старенькое одеяло Виссарион лежал, дрожа всем телом на деревянном прогретом печью лежаке. Его заставляли пить горячий чай, даже достали дефицитное здесь малиновое варенье. Потом женщина растерла все его тело водкой.

– Ну, бывай, малец, грейся. Да не хворай. – И участковый пошел по своим делам, помахав ему на прощание рукой.

Было десять вечера, когда мало-мальски подсохла одежонка. Валенки, конечно, все еще сырые. Расспросив, где он живет, а это оказалось в четверти часа ходьбы от них, но то ведь по взрослым меркам, ему пожелали доброго пути и тоже не болеть. Когда Виссар вошел в комнату, где ужинала семья, его одежда оказалась как бы покрыта ледяным коробом. Отчим поугрюмел, нахмурился, сжал кулаки, а мать запричитала:

– Да куда ты запропастился, Виссарик? Да что это с тобой? Не знаю, что и подумать.

– Мама, да я в прорубь провалился.

Она еще громче заохала, стащила с него все платье, стала растирать тело спиртом, подогрела молоко. Выпив безвкусную, как ему показалось, белую жидкость, он ухнул в постель. Его укрыли горячим ватным одеялом. Ночью он заметался в горячечном жару, впадал в беспамятство. Мать побежала в рядышком находившийся ведомственный телефонный узел и вызвала «Скорую помощь». Он не помнил, как его увозили в больницу, как хлопотали вокруг него дежурный врач и медицинские сестрички. Очнулся, спустя сколько-то дней. Глаза закрыты, но хорошо слышал разговор мамы с врачом.

– Доктор, миленький, помогите сыночку. Когда же температура спадет? Доктор?

– Случай очень сложный. У вашего мальчика двустороннее крупозное воспаление легких. Вот сегодня день перелома. Скажу одно, если к утру температура спадет, будет жить ваш сынок, мамаша.

Сказанное из чужих уст знакомое ему слово «сынок», как-то благодатно подействовало на Виссара. Он сказал: «Мама». Она его не услышала. Потому что он вовсе и не сказал, а прошептал это теплое слово беззвучно, одними губами. И опять окунулся в горячую темноту. Мама присела на его кровать, тихонько заплакала. Ее слезы капали на горячие щеки сына. Вскоре участливые сестрички попрощались с ней у дверей палаты. Было уже позднее время, и надо было одним давать на ночь пилюли, а Виссару и другим больным детям ставить уколы. Ночью у него жар спал. Ему отчего-то стало так легко. Он с удивлением смотрел на спящих ребятишек сверху, где-то невдалеке светила ночная лампочка. Вон клюет носом за столом женщина в белом халате. Она смешно пофыркивала. А вот разметалась во сне на кровати большая девочка с черными косами. Тут некая неведомая сила повлекла мальчика вверх. Серо-матовый луч тянулся и тянулся. А он пушинкой незаметно так все взмывал и взмывал. И высветился проход, будто большой круглый лаз из подполья на воздух. Его плечики вынырнули из матового луча. Он как бы завис. По кругу стояла в странном сером одеянии, будто в древних хитонах, группа неизвестных ему людей, их лица будто затушеваны серым. Ближе к нему в смиренной позе маленький серый старичок. Он его не знал, или не помнил. И тут слева высветился в светлом одеянии седовласый, с бородкой, приятной наружности мужчина. Он будто стоял в серебристо-белом круге. Приятный мягкий голос внятно молвил:

– О, ему еще рано сюда. Пусть живет, пусть посмешит людей…

Что-то увлекло его вниз, лаз подернулся дымкой. Виссар очнулся в палате, на своей кровати, весь мокрый от липкого пота. Проходившая медсестра нагнулась над ним, и радость выплеснулась в ее словах:

– Боже мой! Виссарчик! Мальчишок! Да какое же счастье! Побегу к врачу. Галя! Галактиолина! Побудь вот с ним, слава Богу, теперь все хорошо.

А Галя, крепко простудившаяся на лыжной прогулке десятиклассница, была той самой взрослой девочкой с темной косой, которую он видел сверху, от потолка палаты. Она лежала на кровати, разметавшись во сне. Конечно, он промолчал, кто бы ему поверил, расскажи он хоть одному человеку о том, что с ним приключилось глубокой ночью. «Бредит еще», – вот что он мог услышать, решившись поделиться хоть с кем-то своими мыслями о странном путешествии в невесть куда. Но все что произошло тогда, навечно впаялось в его мозг, в подсознание.

Спустя много лет Виссарион окунётся в несколько вещих снов, которые покажут ему картинки о некоторых его прошлых жизнях, о будущем своих родных и своем собственном. После купания в ледяной купели, десятилетний мальчишка в больнице увидел ЛИК ТОГО, кто не пустил его вынырнуть из матового луча-туннеля, а вернул к земной жизни. Этот ОБРАЗ будто стоял перед его глазами. Помнится ему, как их семья впервые приехала на родину его мамы, в город Луцк. С родной бабушкой Мартой, маминой мамой, он пойдет в собор. Он знал: пионерам нельзя ходить в церковь, так учили в школе, потому что там всё выдумка и неправда. Но был некий христианский праздник, а у бабушки болели ноги, и она упросила внучка помочь ей дойти до храма. Раньше он и не догадывался, что в стране Ленина и Сталина есть нищие, голодные и бездомные. А они стояли с обеих сторон дорожки, ведущей к паперти. Ему отчего-то стало тревожно, обидно за людей, которые вынуждены побираться. И мысль остаться в ограде красивого собора, увенчанного старинной маковкой и христианским крестом, исчезла. То ли взяло верх любопытство, то ли настойчиво тянула его за собой бабушка, только Виссар простоял с ней всю службу. И, глядя на непонятные ему иконы, паренек внезапно увидел лик ТОГО, или очень на НЕГО похожий, кто встречал его у выхода из луча-туннеля в ту ночь, когда он впал в забытьё в больничной палате, и тогда решалось – уйти ему в мир иной, либо остаться на земле. На обратной дороге к дому бабушка спросила: