Наталья Семёнова - О серьёзном и курьёзном. повести и рассказы

– Петя тут ни при чем, – с досадой заявила подружка. – Вася, скажи ей.

– Что сказать-то?

– Про то, что было у нас с тобой.

– Да был какой-то раз несчастный, – буркнул он.

– Не раз, а два, – уточнила Галка.

– Какая разница, все равно это глупость! – от стыда и досады загорелое лицо мужа становится багровым. Он сконфуженно обратился ко мне: – Прости меня, Машенька. Я страшно виноват перед тобой, но верь-не верь, а впервые изменил тебе – и что не изменял. Честное слово, никакого удовольствия! Прости же меня, родная!

Не думаю, чтобы он лукавил. Но измена есть измена. Еще больше меня потрясло предательство «благочестивой» подруги. На душе стало препаршиво, словно в неё вылили ведро нечистот.

– Ты – и такое с моим мужем?! – крикнула я Галке. – Ханжа несчастная! Лицемерка! Подлый Тартюф в юбке! Проститутка самого низкого пошиба!

– Не смей меня оскорблять! – взвизгнула она. – Я всю молодость себя блюла, держала в чистоте. Я почти девственница. Вася – второй мужчина в моей жизни. Да и он овладел мной так внезапно, что не успела опомниться.

Я опешила от изумления: Вася «овладел внезапно»?! Это что-то новое! Но он так долго пробыл без меня. А тут здоровая, интересная баба вертит перед ним своим задом. Мужик не выдержал и бросился на нее, как голодная собака на кость. Впервые ненавидящим взглядом сверлила я статную фигуру подружки.

– Ну, ты, Галка, горазда врать! – торопливо натягивая рубашку, закричал Вася. – Я, как папа Карла, вкалывал допоздна и без выходных! Да я на стройке так ухайдокивался, что оба треклятых раза по часу соображал, что на меня в темноте свалилось: бревно или баба.

– А когда сообразил, что баба, обрадовался и пригрел, – с ехидцей говорю я. – Не пропадать же добру зазря. Добро-то ничейное, дармовое, хоть и завалящее!

– Это я завалящая?! – возмутилась Галка. – Да если бы я хотела, десять раз замуж вышла.

– А коль не вышла, то решила разогреться с моим мужем. Тьфу, гадость! Скоты вы оба, подлецы! Всё, довольно с меня, – я хотела стремглав вылететь со двора, да вспомнила о детях. Они так ждали приезда отца! И не стремглав, а медленно иду я калитке, чтобы Вася успел ко мне присоединиться. Он робко касается моей руки. Во мне все заклокотало, как в закрытой кастрюле с кипящей водой. С каким наслаждением я надавала бы оплеух неверному супругу! Усилием воли подавляю гнев, и мы под ручку выходим со двора. Галка бежит за нами и вопит:

– Кинула, бросила мужика мне на шею, а теперь явилась за ним! А ты, лукавый соблазнитель, попользовался мной, извалял в грязи и сбегаешь?! А за последствия отвечать кто будет?

И так себя ведет моя скромная, интеллигентная подружка!

– Если последствия увенчаются родами, – не оборачиваясь, презрительно отчеканиваю я, – так и быть, подавай на алименты. Поможем вырастить твое чадо. Как-никак, а ты была моей подругой, хоть и липовой, как оказалось. А в грязь ты сама полезла. Добровольно. Тебя никто не насиловал. Вася на такое неспособен, уж я его знаю, – нервно хихикнув, я следующей фразой нарочно унижаю мужа: – Его самого кто угодно может изнасиловать!

Галка заверещала так, что на улицу с подворий выглядывают люди, все мне знакомые. От стыда не здороваясь, бегу мимо. Вася старается не отставать, но на каждом шагу спотыкается. Вот и остановка, и автобус уже стоит. Галка, растрепанная и злая, как фурия, преграждает нам путь и кричит Васе:

– Сядешь в автобус – брошусь под колеса! А смерть моя и нашего ребенка будет на твоей совести!

Народу на остановке человек пятнадцать. Опять же – местные. Все знают, кто кому и кем приходится в нашем селе, и с изумлением смотрят на нас: какого такого ребенка прижила эта святоша от Васи?!

У меня голова идет кругом. Потеряв всякий стыд, Галка прилюдно навязывается моему мужу. Где её хваленое самолюбие, женская гордость? А, может, у неё нервный срыв, «сдвиг по фазе»?

Словно угадав мои мысли, Вася с мольбой произносит:

– Давай я останусь, дождусь, пока эта дура – будь она проклята! – успокоится. А то и вправду руки на себя наложит. Как только она проорется, сразу поеду домой. А не проорется, мать её позову. Пусть утешает.

– Ага, две бабы возьмут тебя в такой оборот, будь здоров!

– Не возьмут. На попутке, пешком или ползком а сегодня вернусь домой. Клянусь, Маша!

В своем безумии Галка способна, пожалуй, на всё. И пусть бы муж побыл с ней еще пару часов, но пуще ревности меня тревожит его слабовольный характер.

– Сам ты не вернешься, – упав духом, говорю ему. – Тебя нужно тянуть к себе, шантажировать, как эта бесноватая. А мне это противно. Но знай, Вася, если ты сейчас не уедешь со мною, отсюда тебе не выбраться никогда.

– Вернусь сегодня же, – бубнит он.

Галка вплотную подступает к Васе. Два острия её «девственного» бюста грозят протаранить ему грудь. Он растерянно пятится. Разозлившись, я показываю Галке кулак и обещаю негромко, но внушительно:

– Отвяжись, идиотка, или я ускорю твою смерть!

Она отступает на пару шагов, но выть не перестает.

– Ты видишь, до чего дело дошло? – говорю Васе. – А все из-за твоего ни шаткого, ни валкого характера. Из-за него ты вовремя не сдал птичник заказчику, застрял в деревне и спутался с этой истеричкой. Ты и сейчас ведешь себя, как мокрая курица!

Вася вскинул понурую голову, с достоинством выпрямился: в нем созревало верное решение, но созреть не успело… Потом я вспомнила, что Галка внезапно утихла, готовясь к решающей схватке за свое сомнительное счастье. Когда водитель дал последний сигнал, и я прыгнула в автобус, она камнем повисла на шее Васи. Короче, я уехала одна.

***

Муж не приехал домой ни в этот день, ни через неделю. Позже он делал попытки вернуться ко мне. Я их не поощряла и не отвергала. А Васе, как всегда, не хватило характера от попыток перейти к поступкам, желаемое воплотить в жизнь. Он так и остался у Галки и вскоре запил. А подружка никого не родила.

Года через два она подстерегла меня возле пятиэтажного дома, где я теперь жила. Пройти мимо я не решилась: вдруг с Васей что случилось? Все чувства к нему перегорели, но он был отцом моих детей, и с этим следовало считаться.

– В чем дело? – сухо спрашиваю Галку и с удивлением ее разглядываю.

Я многодетная мать, но свою и сейчас тонкую талию с удовольствием подчеркиваю облегающей одеждой. Галка, прежде тоже стройная, растолстела: бюст покоится прямо на животе. Ее лицо еще привлекательно, но из глаз исчезли таинственность и сияние, которые вызывали невольную догадку: о, этой женщине ведомо нечто великое и прекрасное! Да, прежде она хранила в себе великое и прекрасное чувство, им жила, ему радовалась. Сейчас в ее взгляде – сумятица, тревога да бабья усталость.

– Маша, – говорит она с заискивающей улыбкой, – не знаю с чего и начать. Я так обо всем сожалею! Когда я была одна, но любила и ждала Петю… Ой, в глаз что-то попало…