Ирина Жадан - Влюблённое зеркало. рассказы

После кашля и старческого шарканья раздался тонкий голос:

– Кто это?

– Бакалавр медицины, – Аркадий приосанился.

Дверь приоткрылась. Маленький старик в меховом жилете смерил его с ног до головы оценивающим взглядом.

Аркадий начал свою обычную программу. Исполнив ее вдохновенно и с блеском, он не увидел на лице старика ничего, кроме вопроса: «Сколько?»

Все же старик пригласил его войти и привел на кухню.

Артистично жестикулируя тонкими белыми пальцами и сверкая печаткой червонного золота, Аркадий мягко, но настойчиво предлагал свой товар. Разноцветная горка перед стариком росла. Аркадий умолк. Приближался момент оплаты.

– Где гарантия, что это не отравлено? – язвительно спросил старик, мигнув круглыми глазами.

Аркадий почти потерял терпение.

– В конце концов, яды в малых дозах лекарственны.

Старик не унимался:

– Яды и лекарства – две большие разницы. Что Вы мне предлагаете? Откуда я знаю?

Аркадий уже видел деньги в цепких сухих руках. Старик сделал вид, что хочет отодвинуть от себя упаковки и баночки.

Аркадий решился.

– Дайте воды.

Взяв стакан, он начал выхватывать наугад таблетки из разных упаковок и заглатывать их, словно пеликан. Старик не сводил с него внимательных глаз. Наконец, он протянул Аркадию деньги. Аркадий молча взял бумажки и, подавляя мерзкую отрыжку, вышел из квартиры на площадку.

Старик высунулся из двери за ним, глядя на него немигающим взглядом.

Аркадий задержался на площадке и спросил, щелкнув ногтем по светло-фиолетовой, с узором, двери в центре:

– Кстати, кто здесь живет? Забота о здоровье людей – мое призвание.

Старик небрежно ответил:

– А, Даша… Молодая, глупая.

Звонок не работал. На стук никто не вышел. Аркадий обмакнул длинный холеный палец в побелку и намалевал на синей панели свой коронный «вензель» – нагловато-уверенную букву «А», хотя она и вышла немного поникшей. Своей фамилией Аркадий гордился с детства. Это был древний род мастеров часовых дел. «Вензель» завтра, в пятницу, должен был напомнить ему, где искать потенциального клиента.

Несмотря на то, что большая часть его товара была просто крашеным мелом в яркой упаковке, вечером у Аркадия началось устойчивое расстройство желудка.

Он зарекся ходить в этот подъезд и даже дом.

– Добрый день, здравствуйте! Свежо по утрам, не так ли?

– Ч-ч-ч…

– Будьте здоровы! Газета «Курьез», опрос общественного мнения. Как Вы оцениваете работу местных властей?

– Ч-ч-ч!..

– Да бросьте Вы! Теперь все можно. Валяйте громче!

– Ч-ч-чайные ложки!!! Недорого!

Римма смотрела по телевизору высокую моду. Белый кот Маркиз лениво дремал у нее на коленях, позволяя перебирать свою персидскую шерсть.

Мышь была изящной и утонченной натурой. Элегантность и высокая мода всегда волновали ее. Теперь Мышь выбралась из норы и сидела совсем на виду. В комнате, казалось, царила атмосфера поклонения хорошему вкусу.

Вдруг Римма увидела Мышь. «Маркиз! – взвизгнула она и вскочила на кресло, уронив тяжелого кота на пол. – Все сюда, скорее!»

Маркиз залез под кресло. Обиженная Мышь с достоинством перешла в маленькую спальню.

Дедушка вооружился шваброй, бабушка – веником, мама – мухобойкой. Римма надела кожаный передник и перчатки. По ее знаку началась облава. Все закричали на разные голоса.

Мышь, в ужасе от этой какофонии, метнулась к двери и взбежала по ноге Риммы. Римма взяла верхнее ля. Мама споткнулась и упала, сбив c ног орущую Римму. Бабушка, отбросив веник, кинулась их поднимать. Дедушка со шваброй застрял в дверях.

Маркиз с презрением смотрел на эту глупую суету. Фыркнув, он обошел веник на полу и побрел в сад.

Никто не сомневался, что серая злодейка погибла в сутолоке. Однако тела ее не нашли.

…В темной норе тихо умирала одинокая Мышь. Верхнее ля Риммы стало последней каплей, добившей измученную безвкусными крайностями душу.

Поезд «Красная стрела» стальной иглой прошивал морозную ночь, оставив позади Москву. Далекий Петербург спал.

Марина проснулась от холода. Поезд стоял. В купе было темно. Она выглянула в окно. На станцию непохоже. Под зеленоватой луной светлело поле.

Чувствуя, что замерзает окончательно, Марина обмотала шею мохеровым шарфом, накинула пальто и села на своей нижней полке, на место номер один. Из коридора не доносилось ни звука. Немного погодя она надела шапку из диковинного зверя росомахи и отодвинула тяжелую скользящую дверь купе. Вагон тоже был первым после тепловоза. Марина, похлопывая варежками, заглянула в открытое купе проводника. Там было пусто. «Что за «Летучий голландец!», – подумала она.

Где-то хлопнула дверь. Марина прислушалась. Со стороны тепловоза уже явственно раздались быстрые шаги. Дверь в вагон клацнула, и вошел заспанный рыжий проводник. Увидев Марину, он, не дожидаясь вопроса, раздраженно ответил:

– Ну заснул он, заснул!

– Кто? – не поняла Марина.

Проводник поcмотрел на нее, как на таракана в солонке, и рявкнул:

– Машинист, кто!

У Марины внутри похолодело.

– Где мы находимся? – робко спросила она.

– До Бологого чуть не доехали, – он уже почти успокоился.

«Московский милый говорок», – подумала Марина и повернулась, чтобы уйти. Проводник, решив загладить грубость в начале беседы, сказал ей вслед миролюбиво:

– Заморозил все… Вы не волнуйтесь, скоро поедем.

Она сказала «угу», зарывшись носом в шарф, и пошла в свое купе.

Скоро поезд дернулся, как связанная лошадь; примерзшие колеса лязгнули и застучали все быстрее и быстрее. В Бологом под окнами слышны были топот, ругань и крики. Станционное начальство выяснило, что молодой машинист пьян. Срочно искали замену.