Сергей Аданин - Наэтэ. Роман на грани реальности

Пока никто их не тревожил, не заходил в курилку, или они не заметили… Сколько времени они так простояли? – её лоб на его плече, он гладит её волосы…

– Как тебя зовут?

Она подняла голову, – губы её уже почти не прыгали, только носом шмыгала, – и отчётливо-нежно прозвучало из её уст:

– Наэт э …

У него закружилась голова от этих звуков, от её голоса… Он узнал «Илори» – это была она, девушка его мимолётной мечты из телефонной трубки!

Потом она опять сказала что-то непонятное, а у него в голове прозвучало:

– Спаси меня, уведи меня!

Или ему показалось?

– А меня – Андрей, – тихо представился он её лицу.

– Анрэи, – почему-то сказала она. И повторила:

– Анрэи…

И это лёгкое, почти не угадывающееся «р». И мягкое – почти как «е» – «э». Её голос и правда звучал, как флейта – лёгкий и чистый звук, обращённый в мелодии слов. Каждое слово – мелодия…

– Наэт э , – с чувством, похожим на то, которое возникает от неожиданного прозрения, произнёс он.

– Анрэи, – снова повторила она, – и дыхание её стало почти ровным, а нос стал реже шмыгать, но был мокрый ещё, – на кончике его повисла слёзная капелька, и он тихонечко «снял» её невесомым поцелуем. И вдруг она снова закусила губу, шмыгнув носом, и на лице её вымученном – будто зарница дальняя полыхнула – слабо высветилась улыбка…

– Наэтэ.., – произнёс он опять.

– Анрэи…

Что-то произошло в курилке чудовищное… В ней вдруг стало много народу… И что-то жуткое меж ним. Они оба разом обернулись, – по-прежнему держась за руки…

– Я ж говорил, – почему-то громко орал Торец, – она пошла погулять! Но не знал, что в прямом смысле этого слова!!

Торец туеросился вокруг какой-то гробины… О, Боже! В двух метрах от них стояла в своём чёрном костюме, чёрном галстуке и белой рубашке гробина Шипа – ну то есть он сам! И лицо его было не бурым, как всегда, а мертвенно-бледным – в свете белого дня и солнца! И солнце в этот момент вдруг погасло, ушло дальше по горизонту, и уже не светило в окно. И свет опять стал тусклым, и всё стало как обычно – грязно и серо. С той лишь разницей, что тут стоял Большой Брат. Шип. Взгляд которого был настолько ужасен, что Наэтэ вскрикнула, как будто её ударили молотком по пальцам.

«Анрэи», то есть Андрей, похолодел от ужаса. Перед ними стоял Шип-покойник. Ну вот так одевают покойников, как он одет. Андрей даже метнул взгляд на его обувь. На нём были белые офисные туфли!!

Он отпустил руку Наэтэ, и смотрел – нет, не в страхе, а в ожидании, что тот скажет, – с ощущением враз замороженного позвоночника. Что он так тырсится на Наэтэ? Откуда взялся Торец и другие, которые на неё уставились?

Наконец, квадратная голова Шипа, подстриженная под ноль почти, с намечающейся пролысиной, произнесла:

– Наталья Викторовна! Вы сейчас же спуститесь в офис… Так… Там и поговорим.

Андрею, то есть Анрэи, показалось, что Шип немедленно бы ударил Наэтэ кулачиной в грудь, раздавив её, если бы не он, Анрэи, то есть Андрей, и народ. И не этот болтливый гиперактивный Торец. Свидетели тут не нужны. А вот без свидетелей…

У Анрэи-Андрея зашипела кровь в голове: он умрёт здесь, но ни в какой офис к Шипу Наэтэ не пойдёт! Какая «Наталья Викторовна»!? И тут его шибануло вторично: Наэтэ и Наталья Викторовна, о которой грязно живописал Торец – это одно и то же?!!?.. «Ну, Торец, ты и кузнечик вшивый, лягушка, клоп! „Мамонтиха“, говоришь? – ну, для клопа и божья коровка – мамонт. Клоп ты вонючий!». У Анрэи, то есть Андрея, презрительно покосились губы. А Шип голосом зомби произнёс:

– Жду тебя в офисе.

Это прозвучало зловеще, а не то, что он давал ей время закончить «свидание». Он отрез а л Наэтэ все другие пути. Она сама должна – и поскорее – прийти на жуткую казнь, на обед к вампиру, лечь вместе с ним в гроб, иначе будет ещё хуже!

Поворачиваясь, чтобы уйти из курилки, Шип бросил на Анрэи взгляд убийцы. На Андрея, в смысле.

«Статью-то хоть прочитал?» – в глазах Андрея, то бишь Анрэи, вспыхнул дикий огонёк куража, – такой же, наверное, какой вспыхивает в глазах бойца, который сейчас бросится под танк со связкой гранат: «а видал я вас!».

Шип исчез. А Наэтэ вдруг прижалась к «Анрэи» всем телом, обхватив его спину руками, и снова горько заплакала… Все «свидетели» решили, почему-то, ретироваться, и даже Торец, желавший, видимо, поострить, замешкался и вышел из курилки.

– Спаси меня, уведи меня, – плакала Наэтэ ему в ухо, – и он дрожал – от волнения и куража.

«Серьёзный переплёт», – это он осознал. Но страха не было. Он уже смелее обнял её за талию, хотя и бережно-бережно, и сказал, гладя второй рукой её лоб, висок, волосы:

– Не бойся.

И она вновь заплакала, но уже – благодарно, хоть и горько..

Андрей, то есть Анрэи, для начала решил увести её из курилки, хотя бы в свой офис с «девками». А там… Там сообразим. Нужно, чтобы она перестала плакать.

– Не бойся, Наэтэ, не бойся, миленькая, – я не отдам тебя этому вурдалаку…

Она стала сдерживать слёзы… А потом он её взял за руку, и она послушно пошла за ним, всё ещё всхлипывая и покусывая свои ломкие дрожащие губы.

Так они и зашли, держась за руки, в офис, где восемь девок-процентщиц, Эмиль, и он – Андрей. Он уже не Андрей. Он – Анрэи. А почему – он даже думать не хотел. Отныне так.

Все подняли на них изумлённые глаза. Боковым зрением Анрэи увидел лишь голубые глаза Оксанки. Сначала в них было изумление, потом тут же: это ещё что? Словно бы она тут хозяйка, и без её разрешения никто не может зайти в офис. И это возмущение росло в геометрической прогрессии. Но Анрэи заметил: она очень маленькая, Оксанка, и неказистая. Как карлик. С ножками на раскоряку. По сравнению с Наэтэ. Ему показалось, что и по сравнению с ним все они такие вот – маленькие. Гномы. Даже Эмиль, то есть Граф, который относился к нему хорошо, и Анрэи – к нему. Они с Наэтэ – как атланты, семиметровые гиганты. Или киты. А вокруг – треска. Зрение становится другим, когда вдохновенное нечто берёт тебя на крыло. У Анрэи мощно билось сердце – будто он ощутил присутствие чуда.

Он провёл её к своему столу – ближе к дальней стене, где выгородка-складик. Провёл через весь офис, мимо всех столов и не стеснявшихся изумляться открыто – глаз. Она прошла, как яхта миллионера, не обращая ни на кого внимания, глядя только Анрэи в затылок, – скользнула мощным, по сравнению с Машкиными, бортом-бедром по её столу. Та аж отпрыгнула, не в силах поднять глаза выше этого «борта», а грудь её – шестого размера – показалась ничтожной, – по сравнению… Нет, определённо, – это было явление из другого мира – Наэтэ. По реакции «кол-лектива» было понятно, что он это «спинным христяком» почувствовал. В мире Наэтэ – все такие высокие и красивые, у себя дома – она обычная девушка. Просто её мир прекрасней и совершенней на три порядка сам по себе. Чем мир «Олек», «Манек» и «Оксанок». Шипов и Тварцов-Торцов. Отсюда и разница – в «физической оболочке». Вот с таким примерно достоинством прошла мимо них Наэтэ, ведомая тем, кого они за мужика-то не держали.