Дмитрий Сенницкий - Alter Ego. Другое я

Он открыл глаза и долго не мог понять, где сейчас находится – на краю темного города, спасаясь бегством с канистрой подмышкой, или в своей квартире с бледным междуэтажным перекрытием, в которое он, распростершись на кровати, сейчас неясно смотрит. Эта женщина и ребенок в его сне, они приходят к нему каждую ночь, каждую ночь они говорят с ним, только он их не слышит. Сон был настолько реален и правдоподобен, что, даже проснувшись, его мозг не переставал противоборствовать. Александр Константинович мало спал, он относился ко времени ревностно, иногда жадно – семья, работа, диссертация, слишком много сражений для одного человека. Все чаще он задерживался на работе, все труднее засыпал отведенными ночами.

Мы постоянно что-то делаем, то ломаем стены, то воздвигаем, закапываем, перекапываем, сколь многое нам теперь возможно, мы скрупулезно подстригаем секатором кусты, но через год они вырастают снова. И мы снова их подстригаем. Камнепад, поднимаемый горячей бурей, интенсивностью мыслей загромождает он ход из пещеры твоей. Твое дело собирать камни и расчистить проход к свету, добраться наружу дело твое; но зачем эти камни ты за собою тащишь? Что-либо делать не опасно, опасно не знать, что ты делаешь. И дела ваши уже устали, и как им хочется, чтобы и вы устали от них, как статуи ждут они своего разрушения. Но кто из нас не заботился о теле своем и кто не дорожил отношениями своими? Эти кусты не сравнятся с кустами барбариса, они выше всех растущих вековых деревьев.

Мирский обладал исключительным качеством уважать людей и ценил семейные отношения, больше того, он любил свою жену. Время, когда зарождалась их любовь, когда впервые встретились их чувства, пролетело быстро и незаметно, а упоение друг другом осталось по-прежнему сладостным. Он любил ее, ее темно-зеленые глаза, глаза, как море, а в глубине переливающийся морской жемчуг в свете мягкого перламутра. И как не взывать к таким глазам, как не любить их? И за любовь супруга его одарила чудесной девочкой по имени Ира, и этому еще пока маленькому человечку вот-вот уже исполнится семь лет. Сейчас она тихо сидит на кроватке и гладит своего пушистого кота Матисса, нареченного в честь кратера на Меркурии.

Как обычно, Александр Константинович направлялся в гараж за автомобилем, ему нравилось идти и размышлять, вглядываясь в выразительные лица прохожих, он часто находил для себя много необъяснимого, пытался прочитать по ним о жизни их владельцев, об их привычках, особенностях характера или невероятных странностях. Некоторых людей он видел каждый день: кто-то подметал тротуар, кто-то убирал мусорные контейнеры, кто-то так же, как и он, спешил на работу. Все куда-то стремятся, для какой благой цели? Люди идут неуклюже, спотыкаясь о бордюры и канализационные люки, обувь мешает им, цепляясь за любой выступ, любую дорожную сыпь. Это ноги наши придумали себе обувь, и вместо того чтобы их приручить, мы намотали на них свинячью кожу.

Его удивляло, что молодой человек, которого он встретил выходя из подъезда, ежедневно приносил в его дом журналы. Энергия его лица, треплющая, разгоняющая энергия, позволяла ему быть кем угодно, но только не письмоносцем. Так это или не так, но ему так казалось. А вот прошел еще один человек в костюме от итальянского кутюрье с ярко-желтым в черную полоску галстуком, изящно повязанным на воротнике лиловой рубашки. Лицо этого человека не отображало ничего или почти ничего. Лоснящееся лицо гибралтарского рыбака в лиловой рубашке и ярком галстуке отображало похмелье. Три женщины с калейдоскопической спешностью опаздывали в метро. Даже издали от них исходил терпкий аромат духов, они безостановочно щебетали, лица их были приятны, что не скажешь об уставших от высоких туфель ногах. Ему попадались люди с чистыми, сладкозвучными лицами, отражающими здоровье и удовлетворительную жизнь. Лица улыбались, двигались и быстро дышали, покрывались испариной, лица плакали, отекали, блекли, хандрили и вздрагивали, кругом лица, одни лица, целый мир бесчисленных обликов.

Погода в это время года была благосклонна, середина сентября, а в городе так пахло свежестью с напряженным соленым оттенком. Легкий, ненавязчивый ветерок заботливо развевал волосы и подгонял откуда-то свыше пар и тепло, еще ласковое тепло. Как носятся в воздухе мошки, как перелетают нежные птицы, – он ощущал эту природную красоту всеми своими нитями, это были последние теплые деньки, и уже подступающие холода совершенно не меняли его настроения. Но присутствовало особое чувство, чувство чего-то нового, чего-то непроверенного.

Мирский работал практическим психологом в медицинском центре реабилитации пострадавших от пожара людей. Он вытаскивал из депрессий проституток и малолетних девиц, ставших жертвами насилия пьяных друзей и похотливых отчимов, уговаривал маразматических пенсионерок не слишком убиваться по кончине своих обожаемых хомячков. Долгие и долгие часы он проводил, примиряя распутных жен и неудачливых мужей. И какое это имеет отношение к огню и пожарам? А в коридоре офиса все также ожидали его аудиенции и воздействия лечебного сеанса алкоголики, наркоманы и неадекватные пращуры, непреклонно верующие в мелкобуржуазный распад, светлое будущее социализма и воскрешение Розы Люксембург. Но он с пониманием и гиппократской добросовестностью относился к своим нуждающимся пациентам.

Он припарковал автомобиль на стоянке рядом с полуживым зданием образцового содержания, где многие и многие, маленькие и побольше, временные и долговременные фирмы арендовали помещения. Туристическое агентство, агентство недвижимости, ремонт и продажа бывших в употреблении телефонов, мебель на заказ, юридическая консультация – он задрал голову: в средоточии всего рекламного многообразия услуг завлекала будто на праздничный бал «Стоматология» с зеленой эмблемой в виде растопыренной во все четыре стороны большеротой лягушки. Мирский невольно ощупал языком все изъяны своих зубов, которые он запустил, потому что ему просто было жаль тратить время.

На восьмом этаже был расположен его офис, состоявший из прихожей и небольшого, уютного кабинета, главными действующими героями которого являлись мебель и предметы интерьера. Немолодой палисандровый стол, на глубокие рубцы его тела падал тонкими полосками свет от пожелтевших алюминиевых жалюзи. У входа стоял встроенный шкаф-купе с навешенным на фасад раздвижной двери огромным зеркалом, в котором отражалась висевшая на противоположной стене с жирным налетом пыли на багете репродукция причудливого портрета короля Филиппа IV в доспехах. Многочисленные полки с подобранной под общий вид тонировкой, арсенал литературы по психо-профилактическим методам и коррекционным программам, матовые обои, аквариум с двумя гоняющимися друг за другом шахматными боциями – все это приносило комнате безмятежность и морское спокойствие.