Евгения Морозова - Я помню всё…

– Мама, зачем я тебе такой нужен. Ничем даже не смогу помочь..

– Как это – ничем! Можешь! Ты во всем можешь помочь маме! Мы с тобой вдвоем горы свернем. Лишь бы ты был на свете!

В этот момент протиснулись через толпу еще две женщины. И обе бросились к парню, который также взволнованно смотрел, встретят ли его, нужен ли он своим родным без ног. Обе женщины плакали, их слезы смешались со слезами безногого героя войны. Они как-то сориентировались, и вскоре на коляске увезли своего мужчину домой. Это были его мама и сестра.

Ганна с Горпыной думали, как же им забрать Богдана, на руках его не донести, все-таки семь километров, придется искать что-нибудь, хоть бы найти где-нибудь коляску. И Горпына бросилась к начальнику вокзала за помощью. А Ганна сидела рядом с сыном на земле, обнимая его и гладя по небритым щекам. Она ему что-то говорила… Слова ее были такими нежными, как бывает, когда мать купает или кормит своего малыша, уговаривая его покушать, а ребенок отталкивает руку матери с ложечкой. Сам Богданчик тоже был в таком состоянии, ему хотелось плакать. Однако он себя сдерживал изо всех сил, ведь как ни говори, он – мужчина.

Богдан, наконец, выбрал момент и, взяв мать за руку, сказал ей как-то нерешительно:

– Мама, послушай меня! Посмотри на этого парня, видишь его? Это Василь. Мы с ним вместе воевали, прошли через огонь войны. Он – детдомовский парень. Лишился руки и потерял глаз в бою. Я прошу принять его в нашу семью. Все равно ему идти некуда. Мама, ты не против?

Ганна только сейчас увидела, что толпа-то уже рассеялась, они на перроне остались одни. Она с сыном сидела на перроне, а Василь стоял рядом, левый рукав гимнастерки был засунут под ремень, а правой рукой он придерживал на плече два рюкзака – свой и Богдана. Мать подняла глаза и встретилась с взглядом Василя. Ей невольно подумалось, что на войну эти мальчики ушли совсем юными, потеряли здоровье, и теперь вот он смотрит так виновато, как будто просит прощения за то, что навязывает себя матери своего друга Богдана.

У Ганны прямо сердце облилось кровью, она и так еще не просушила слезы от того, что сын Богдан, на которого она получила похоронку, жив. Но без обеих ног… А тут пришел парень без глаза и без руки, и нет у него ни родных, ни дома своего нет.

Ганна поднялась на ноги, подошла к Василю, обняла его как мать сына, и сказала:

– Василь, не о чем тут думать. Давайте пойдем домой и будем налаживать свою жизнь. Мы не пропадем. Ни за что не сдадимся!

Тут уже к ним подбежала Горпына, она катила перед собой строительную тачку. Видно, никаких других средств доставки безногого инвалида домой не нашлось. Ну, так спасибо и за это!

– Ганнусь, давай посадим сыночка сюда да и пойдем не спеша.

– Горпынка, смотри, у меня еще один сын приехал. Это друг Богдана. – И тут же повернулась к Василю.

– Сынок, помоги нам подсадить Богдана, и кидай сюда рюкзаки. Пойдемте, сыновья, сегодня мы с Горпыной возвращаемся домой не со слезами.

Василь одной рукой поддерживал тачку, и ему помогали женщины. Так они и отправились в путь до своего родного села Никольского.

До дома дошли как-то неожиданно быстро, все время разговаривали. То Богдан спрашивал мать, то она ему задавала вопросы. Но первый вопрос Богдана был о судьбе его братьев. Парень сидел лицом к матери в тачке, запачканной засохшим цементом, напряженно всматриваясь в выражение лица матери. Услышав вопрос сына, Ганна как будто съежилась, ее лицо стало маленьким и сморщенным. Бедный парень все понял без слов и, заикаясь, проговорил:

– Что? Все четверо?

Мать молча кивнула. Она даже глаз не могла открыть. Ей так было легче идти. Слез давно уж не было, она выплакала их ночами за все эти годы. Но она нашла в себе силы сказать сыну:

– Сынку, так и на тебя пришла похоронка. А ты, слава Богу, жив! Может и их дождемся!

И сейчас она шла, не открывая глаз, держась за тачку, она на этой дороге знала каждую кочку. Лицо ее было такое скорбное, что сын закрыл лицо руками и долго плакал. Он старался не показывать своих слез, но по тому, как сотрясались его плечи, было видно, что горе его размером с Вселенную. Василь протянул к Богдану руку и погладил его по голове. Короткое рыдание вырвалось из горла Богдана… Тут отозвалась Горпына. Она тоже погладила Богдана по спине и сказала:

– Да и мой Мыкола пропал без вести. – И заплакала, со стоном, рыдание вырвалось из груди. – Эх, проклятая война! Какая же мать родила Гитлера? Какая же она мать? Звереныша родила, не человека… За что наши-то дети пострадали? Кому мы плохое сделали? Земля им понадобилась…

Ей стало плохо, бедная женщина держалась за сердце, она согнулась от боли. Ганна с Василем усадили Горпыну на краешек тачки и пытались ее успокоить. Ганна достала бутылку с водой и протянула ее Горпыне. Женщина потеряла одного сына, Но ее горе было не меньшим по размеру, чем у Ганны, потерявшей четверых сыновей. Горпына проплакалась, вытерла слезы и сказала:

– Пойдемте, дети проголодались, видно. Надо скорее их покормить. И женщины ускорили шаг.

Родное село Богдана в целом осталось прежним. Если сказать точнее, географически осталось прежним. А домов половины не было. Кто вырыл землянку на пепелище старого дома, кто соединился со своими родственниками. Как-то помогали друг другу люди. Так и пережили всю войну. Ганне и Горпыне повезло – их дома уцелели.

Богдан во все глаза рассматривал Никольское. Село есть село… Народ повыскакивал из домов, женщины рыдали, каждая вспоминала свои потери. А Ганне все же повезло. Без ног, но ведь – живой! Так в сопровождении целой толпы женщины и дошли до дома. Занесли Богдана домой и посадили на лавку за стол. Горпыне даже не хотелось идти в одинокий дом, и она стала тут же помогать подруге накрыть на стол, чтобы накормить сыновей. Домашняя еда, да еще из рук родной мамочки – самая вкусная. А Ганна уже побежала подтопить баньку. Она и плакала, и радовалась, глаза ее не просыхали от слез. Надо было как-то приспособить быт к физическим проблемам Богдана. Намывшись в бане, парни надели чистое белье, побрились, подстригли друг другу буйную шевелюру. Потом Богдана с трудом подсадили на тачку, на чистую простынку и доставили домой. Посвежевшие после баньки, солдаты-победители, прошедшие ад войны, вели себя как ее подрастающие дети. Они смеялись… Даже Богдан на какое-то время забыл, что не пришел из бани своими ногами, а его доставили на кровать в тачке.

На ночь Ганна напоила парней парным молочком. Василь попросил разрешения спать в той же комнате, где и Богдан. Чтобы не беспокоить мать. Если Богдану что понадобится, то он поможет, а Ганна тоже должна отдохнуть и выспаться. Ганна то плакала, то смеялась. И все потихоньку. Богдан не должен быть в сомнениях, что напрасно он вернулся домой, такой беспомощный, и матери он обуза. Никакая не обуза! И появлялась огромная радость, что хоть один из сыновей будет с ней. Она не расспрашивала сына, как же случилось, что он потерял ноги. Да и важно ли это сейчас, когда надо помочь сыну встать на ноги, чем-то заниматься. И пришла в голову первая благодарность Василю, что он оказался рядом с Богданом, они подружились. А Ганне-то какая помощь от Василя. Все равно мужик и даже в одной его руке силы намного больше, чем в ее двух, уставших от работы, натруженных руках… А сколько раз еще Ганна будет благодарна Василю… Он станет сыном. Война отобрала четверых, возвратив ей двух сыновей…