Геннадий Мещеряков - Повесть «Иван воскрес, или Переполох в деревне», рассказы, стихи. Только в этой книге и нигде больше

Что ни дом в Выселках, найдешь самородок. Есть свой художник, исполнители местных, и не тольки, музыкальных произведений. В селе появилась воздушная дорога через речку. Мозгами пошевелил Егор, глядя на две высокие опоры, брошенные на ее берегах энергетиками. Деревня тут и там наполовину, и он решился. Тем более два трапа у него есть, когда-то рядом у лесопосадки был военный аэродром. Опустил с двух сторон провода, и покатился люд через речку в легкой, сплетенной из ивняка корзине. И берет – то за перелет с человека всего по семь рублей. Почему по семь? Так захотелось. Берет червонец тольки с Портоса – в нем 152 килограмма. А ежели из пивнушки выйдет – все 180 будет. Вот бы Гитлеру с кем помериться силами, подковы Портос как крендели ломает, и точно, без рог Гитлер останется. Но их не стравить. Портос выкупил Гитлера, когда его везли на бойню: от него, доказывал, у коров больно уж крепкие бычки нарождаются, а один, врал, конечно, появился даже с рожками.

Как действительно зовут Портоса, никто и не помнит. Ерема, Емеля? Какой Ерема, какой Емеля? С рождения весил восемь килограммов. Хорошо мать его была два метра ростом, разорвало бы на хрен.

Портос не тольки огромный, но и чрезвычайно умный кадр. Выпьет ведро пива и начинает мыслить, выдает одни новшества. Это он посоветовал деду Пахому собирать газ из домашнего свинарника – горит не хуже метана, и денег за него платить не надо. Компрессоры есть, тольки и расходы на электричество.

А дед Пахом тоже мыслит, пошел дальше, стал собирать газ в баллоны, для желающих, получая навар.

В последнее время и старухи поумнели. Бабке Фиме скоро сто лет, а что надумала. Река заливает весной ее огород, уходя, уносит почву – замучилась. А теперь: вырыл правнук трактором котлован в огороде. Вода, зайдя, осталась в нем после отлива. Вот тебе и что? Корм насыпала старушка в котлован с водой, туда зашла рыба всякая. А выход бабка перекрыла. Осенью, подкармливая рыбу, она получила за нее в магазине немало денег. Ходила в телогрейке, теперь – в норковой шубе. Говорит, и на мальков хватит. Ум никогда не стареет, надо лишь шевелить мозгами.

В ненастье на улицах в деревне и на тракторе не проедешь, колея – в метр. Все бы так и ходили в резиновых сапогах, ежели бы не торгаш Аркадий Кривонос. При коммунизме он был механиком. В смутное время прибрал к рукам все, что мог – даже лебедки. Вот и стал таскать ими к магазину легкие сани – такси. На широченных лыжах катили они по грязи, как по снегу, на радость старушкам из дальних домов. Кривонос за такси не брал. Не уменьшалось в непогоду число посетителей в магазине, а, значит, и навар.

В деревне есть пруд. Когда-то перегородили плотиной речку и набрали про запас с миллион кубометров воды, а излишки сбрасывали по трубам дальше в русло. Настоящий водопад. Стукнуло у деда Пахома в голове: а что ежели, берег – то крутой, как в метро, бегущую лестницу соорудить, чтобы легче подниматься бабам на берег с водой. И сделал колесо с лопастями, которое двигало полотно комбайновой жатки. И никаких больших затрат. В благодарность немолодая Аксинья даже решила выйти за него замуж, но Пахом испугался: баба таскала из пруда воду не ведрами, а сорокалитровыми флягами и слегка косила. Скольки раз уже была вдовой. Пахом сам сбивал гробы для четырех ее мужей.

Не надо далеко ходить, даже Фекла, из пятого поколения здешних ведьм, сначала тольки летала на метле, а сейчас подметает ею двор. Метла, кажется, сама по нему мечется, устрашая других. А сундук просто открывается. Фекла приделала к метле управляемую кнопками мобильную машинку. Об этом, может быть, тольки Кузьмич и знал, так как видел ведьму в райцентре в магазине современных игрушек.

И еще: у ведьмы лучшая в селе самогонка, сбивает с ног сразу. Пусть он с одной ногой, а вот специалист администрации Хомяков с двух ног валится. А скока для этого ему надо, он уже рассказывал. Не раз с колокольни его спускали на лебедке. Ха, один раз трос порвался, но Хомякову хоть бы что, когда сильно пьян, никогда не разобьешься. Об этом Кузьмич сам знал, бывало, скатится с высоты по ступенькам, и ничего, встанет и запрыгает дальше.

Ведьме за сорок уж, а выглядит на двадцать. И очень она приветлива, но с загогулинами. Стала продавать метлы. В Выселках все знают: ежели идет мужик по улице с метлой, значит, точно побывал у Феклы.

– Сколько удивительного и невероятного в вашей деревне, даже интересно стало. Поближе бы познакомиться с вашими людьми, – перебил Иван Петров.

– Вот с Феклой и познакомишься. Она никогда замуж не выходила, что еще раз доказывает ее ведьминскую особливость. А горяча. Бабы глупы, не сообразят: всегда ли их мужики ходят к Фекле, чтобы тольки выпить самогонки. Чай, своей есть у каждого с ведро. Я инвалид, и то побаиваюсь надолго оставаться у нее. У меня самогонки хоть опейся, а у нее – особливая, все члены сразу напрягаются, и делаешься полным дураком.

– Дураком можно стать с любого самогона.

– Каким дураком, вот в чем особливость. Моего выпьешь – драться тянет, а ейного – к ласке. Я убегаю сразу до того, как первач станет действовать.

– А что трусишь?

– На вид вроде ничего – не в гроб ложиться, а ты на Феклу посмотри. Я не образован особливо, но сказал бы: баба – царь. И глаза у нее разные: в одном вопрос, чего пришел сюда, в другом – подначка, пень, мол, ты трухлявый. Сбросить бы лет тридцать, уравнял бы ей взгляды, а с одной ногой, только и пить самогонку. Да еще на высоком ветру, удовольствие данное не всякому. – Кузьмич взял в руки железную ногу, посмотрел на нее внимательно и отбросил в сторону, – не пойдет, ремень лопнул, да и тяжелая. Лучше на деревянной, она короче, но куда легче. Правда походка, словно одной ногой топаешь по колее, да ничего, сойдет. Три – четыре обхода выдержу.

Через минуту Иван и Кузьмич спускались с колокольни.

– Девяносто восемь ступенек, пока спустишься, вторую ногу сломаешь, – сказал Кузьмич.

– Не прибавляй, Кузьмич, только сорок девять, когда к тебе поднимался, я считал.

– Это тебе сорок девять, а мне девяносто восемь.

– Почему так?

– А потому, что я с одной ногой и на каждую ступаю дважды, нет, не наш ты, плохо мозгуешь.

– Какой уж есть, – притворился обиженным Иван.

И вот они стучатся в дверь крайнего дома.

– Это особливый дом, – сказал Кузьмич, – такого нигде больше не увидишь. На скатах крыши видишь нотные строчки с бемолями, догадайся для чего?

– Могу предположить, в доме живет музыкант.

– А вот и не угадал, хотя у хозяина гармошка есть. Какой резон пиликать на ней на трезвую голову, он же не пьет почти, если под Новый год тольки, или когда я к нему приду…. И надо – то ему рюмку водки, воробей, который постоянно со мной на колокольне, больше употребляет. Дерется, правда, с птицами тогда, даже одноглазый ворон от него улетает. Посмотри – ка на лоб дома, что видишь?