Елена Шапран - Хроники затерянного времени

Вечером я пошел к дому, где в 41–м жила Нина. Там на лавочке сидели незнакомые женщины. Я разговорился с ними и спросил, не знают ли они, кто жил в этом доме до войны.

– Тут жила женщина с дочкой, – сказала нынешняя хозяйка, – Где дочка я не знаю, а эта женщина умерла где-то после войны. С тех пор мы здесь и живем.

– А случайно не осталось в доме каких-нибудь вещей или фотографий? – еле сдерживая прыгающее сердце, спросил я.

– Кажется, на чердаке есть фотоальбом, – немного подумав, сказала хозяйка.

– Можно мне посмотреть!

– Да забирайте! – сказала женщина, глядя в мои просящие глаза.

Домой я почти бежал.

Сидя на диване, я с трепетом открыл отсыревший альбом. С пожелтевших снимков на меня смотрели незнакомые люди в широкополых шляпах, в смешных сарафанах, в двубортных сюртуках, серьезные и улыбающиеся, усатые и гладко выбритые, с цветами и с животными. В самом конце была фотография.

Нины. Она позировала, сидя на венском стуле, картинно сложив руки на груди. Я погладил снимок.

– Что же с тобой случилось, милая? – тихо сказал я.

Всю следующую неделю я усиленно занимался. Каждый день ездил в университет и работал в библиотеке.

– Ну, наконец-то! – такими словами встретил меня Мишка, когда я снова появился у него в комнате. – Тут такое!..

Как я и думал, мать Веры, не стесняясь в выражениях, разнесла по всему поселку, что Анкерманов родственник по ночам ходит к Нинке. Мишкины родители удивленно разводили руками – какой-такой родственник. Стали расспрашивать Мишку. Ну, а тот придумал историю о парне из города, но ему не очень поверили. Нина теперь вообще не выходит из дома, потому что все показывают на нее пальцем.

– А ты, правда, был у Нины ночью? – краснея, спросил Мишка.

– Был я или не был, это уже не имеет значения! Имеет значение то, что я наделал много глупостей, и из-за меня могут пострадать невинные люди! Какой же я дурак! Как я мог так увлечься и забыть, в какое время я попал! – я схватил Мишку за руку, – Ты прочитал мои книги?

Он кивнул.

– Забудь все, что там написано! Отдай мне их обратно!

Михаил вынул книги из дальнего ящика.

– Слышишь! Забудь все! – и я исчез в шкафу.

Дома я не мог найти себе места. Перед глазами стояла Нина. Едва дождавшись ночи, я снова вернулся к Мишке в комнату. Он лежал на диване, но не спал.

– Т-с! – сказал я ему, – Я пошел к Нине.

– Тебя могут увидеть!

– Я осторожно!

Задними дворами я добрался до Нининого дома и тихонько постучал в окно.

– О, Господи! Сережа! – прошептала она, открывая раму.

Я ловко впрыгнул и обнял ее.

– Я думала, что больше не увижу тебя!

Она плакала и обнимала меня, а я чувствовал себя последним негодяем. Мы провели волшебную ночь. На рассвете я собрался уходить.

– Не говори никому обо мне, – целуя, попросил я, – Это опасно.

Она испуганно посмотрела на меня:

– Опасно? Для тебя? Ты… агент?

– Нет, нет! Я не шпион и не агент! Я не могу сказать тебе правду. Я только прошу, никому не говори обо мне. Это, действительно, опасно! Опасно для тебя!

Я выпрыгнул в окно и услышал ее тихий голос:

– Я тебя еще увижу?

– Не знаю! – сказал я и еще раз поцеловал ее.

Возвращался я теми же окольными путями, но мне не повезло. В конце улицы я заметил возвращающихся с ночной смены людей. Кажется, среди них были Верины родители.

Нину арестовали. От этой новости у меня подкосились ноги. Я дней пять не появлялся у Мишки, и теперь сидел у него на диване в полуобморочном состоянии.

– Но, это еще не все! – тяжело вздохнул Михаил. – Каким-то образом она пронесла с собой в камеру яд, и когда ее хотели вызвать на допрос, она была уже мертва.

Я плакал навзрыд и, кажется, был близок к истерике.

– Мишка! Я тебя прошу! Пойдем со мной! Здесь ты погибнешь! Все погибнут! Господи! Они все погибнут по моей вине!

Мишка покачал головой.

– Нет! Я останусь! Должен же кто-то сказать всем правду!

– Какая правда! Сегодня или завтра за тобой придут, и у тебя не будет яда! Ты будешь объявлен сумасшедшим! Тебя обвинят в шпионаже! Пойдем со мной! Я не знаю, как я объясню твое присутствие в моем времени, но сейчас это не важно!

Возле входной двери послышались голоса, и мы с Мишкой прильнули к замочной скважине.

– Анкерман Михаил Львович здесь живет? – сверившись с бумажкой, спросил человек в форме НКВД.

– Да! – растерянно сказал отец Михаила.

– Мишка! Это за тобой! – я тряс его за плечи. – Прошу тебя! Пойдем со мной!

Я схватил его за руку и потащил к шкафу. Он почти не сопротивлялся. Я шагнул вперед и очутился в дедовой комнате. Но… Вместо Мишкиной руки я держал галстук. Это был тот самый галстук, за которым я полез в шкаф 18 мая в пять часов вечера.

– А – а – а!!. – заорал я и бросился в шкаф.

Напрасно я орал, напрасно колотил в заднюю стенку. Я только разбил себе кулаки и расколол фанеру.

Вот, собственно, и все.

По состоянию здоровья я был вынужден взять академический отпуск и защитил диплом только на следующий год.

– А…, Боров! Здорово! – поприветствовал своего друга заведующий архивом капитан Домоташенко. – Задал ты мне работу! Но я нашел то, что ты просил!

Доктор истории Боровской осторожно взял в руки папку с делом и открыл ее.

– Читал? – спросил он капитана.

Домоташенко кивнул.

– Заметь, – сказал он, – к обвинению приколота записка, в которой, со слов энкавэдэшников, записано: «Анкерман Михаил Львович во время ареста пытался спрятаться в шкаф».

Сергей Петрович Боровской, не спеша, брел домой и думал, что никто не знает своего прошлого, и никто не должен знать своего будущего. Но именно прошлое невидимыми нитями связывает нас с настоящим и влияет на все наши поступки и мысли, не дает спать по ночам и тревожит нашу отяжелевшую совесть.

Василий сидел на старом пне и с наслаждением курил. Метрах в ста, поодаль стоял черный джип, где сидели его друзья: Тимур – водитель и Казимир Пенцак – врач-кудесник. Все трое ждали, когда придет в себя избитый пожилой человек, которого они час назад выловили в зеленой воде ставка.

Наконец, человек пошевелился, и Василий, закинув сигарету в береговую муть, вскочил.

– Слава Богу, Васька! – прошептал человек и облегченно вздохнул.

Василий махнул рукой друзьям, но те уже сами бежали к нему с носилками.

– К тебе или в больницу? – спросил Казимир.

– Ко мне, – резко ответил Василий, – Тимур, давай на первой космической.

И джип полетел по пыльному шоссе за город, на дачу Василия, не обращая внимания ни на знаки ограничения скорости, ни на импровизированные посты ГАИ. Какой – то сержант-новичок взмахнул было жезлом, но получил пинок в спину от сержанта постарше: