Екатерина Асмус - Времена (сборник)

– Слушай, а это вообще, твой чемодан? – внезапно спросил Максим, закуривая сигарету.

– А чей он, по-твоему? – мгновенно завелась Алка и осеклась. Присматривалась она к чемодану все внимательней и спина ее холодела. Чемодан был темно-синий и квадратный. А собственный, Алкин, был, как помнится, суженный кверху и довольно яркий – цвета, так называемой «берлинской лазури». Оранжевый же, новехонький замочек, по которому собственно и был чемодан опознан Алкой в аэропорту, задорно торчал, словно дразнящийся высунутый язык.

Сэр Эндрю Кларк Шестой на своем безупречном английском языке уже битый час пытался объяснить непредсказуемо меняющимся дежурным теткам в синих почему-то передниках, ситуацию с пропажей чемодана. Но видно тетки попадались все какие-то не те, так как пугались незнакомого языка и убегали, со страхом поглядывая на белые боты сэра Эндрю. Наконец, одна из них, украшенная гербовыми значками, распознала-таки слово «леггидж», то есть «багаж» и повела его по длинным коридорам куда-то в глубинные недра аэропорта. Втолкнув, весьма непочтительно, сэра Эндрю в комнату, сплошь заваленную различной конфигурации предметами: чемоданами, баулами, сумками, мешками, кутулями различных длин и объемов, коробками, тубусами, пластиковыми кейсами… Несколько гитарных чехлов томились тут же. Даже валторна, позабытая нерадивым хозяином, свернулась клубком в углу, будто мелкий одинокий удав. За столом под светлым пятном согнутой в три погибели лампы, восседала очередная служащая в гербах. Бумажные горы, покрывающие стол, не мешали, однако, даме закусывать жирным кремовым тортом. Авиаработница с аппетитом жевала, запивая сладкое масляное месиво чаем из огромнейшей не очень чистой кружки. Дама посмотрела на сэра Эндрю с отвращением.

– Вам что, гражданин? – прозвучали непонятные слова.

На своем безупречном английском сэр Эндрю вновь начал объяснять ситуацию с чемоданом. Дама с удивлением вытаращила глаза и заорала как потерпевшая:

– Маня!! Маань!

Сэр Эндрю начал было извиняться, думая, что чем-то испугал чревоугодливую аборигеншу, но тут явилась еще одна особа женского пола, вероятно Маня.

Далее диалог шел на непонятном сэру Эндрю Кларку Шестому русском языке.

– Чего звали, Тамар Никитишна?

– Да тут какой-то иноземец заблудился! И носит их, что дома не сидится? Узнай, что он хочет.

– А на каком языке-то он говорит?

– А я почем знаю? Английский вроде!

– Да я Тамар Никитишна, «инглиш»-то не очень, в школе «дойч» учили!

– Так и я «дойч» – будь он неладен. А все одно – не помню ни хрена! А в нашей смене кто инглишу-то спикает?

– Да какое там!.. У Ленки дочка заболела, Райка пораньше отпросилась – свекруху из Козлищенска встречать нужно…

– Так что ж делать-то с ним? Сам не уйдет!

– Ладно, попробую я, – сжалилась Маня.

– И то дело! А я пока Толику позвоню, с милиции нашей, он вроде инглиш знает, как встречу его – так – то «бай», то «хелло» говорит.

Тамара Никитишна начала яростно тыкать в телефонные кнопки, а Маня тем временем обернулась к сэру Эндрю.

– Вот ду ю вонт? – с трудом выдавила она из мозговой подкорки вопрос.

Услышав родную речь, хоть и сильно искаженную, сэр Эндрю на радостях разразился длинной и пространной тирадой, повествуя обо всех своих злоключениях.

Маня, с застывшей от ужаса и непонимания улыбкой, кивала как китайский болванчик.

Сэр Эндрю Кларк Шестой закончил речь и в ожидании воззрился на Маню. Та мычала нечто невнятное. Неизвестно, чем закончился бы сей диалог, но тут дверь растворилась, и в комнату проник милиционер по самой что ни на есть «по форме». С его появлением стало значительно меньше пространства – мужик был весьма крупный, розовощекий, пышущий здоровьем и деревенской радостью.

– Чего тут у вас, Тамар Никитишна? – весело пробасил детина, возвышаясь горой над худощавой и невысокой личностью потомственного аристократа сэра Эндрю Кларка Шестого.

– Так вот, британец потерялся! Ты поговори с ним, умеешь ведь!

Детина обрадовался как ребенок. Мощной лапой он огреб сэра Эндрю за плечо и заорал жизнерадостно ему прямо в ухо: «Хау ду ю ду, камарад! Ду ю лайк ауэр сити Москау??»

От этих завываний сэр Эндрю потерялся окончательно. Холодный пот пробил его, когда он представил себе картину, как этот неандерталец поволочет его в тюрьму ни за что ни про что. И сэр Эндрю зачастил скороговоркой, обращаясь к служителю порядка, убеждая его в том, что он ни в чем не виноват, а наоборот, неизвестное лицо украло у него, сэра Эндрю чемодан…

Милиционер слушал внимательно, не перебивал и кивал одобрительно, с пониманием.

– Неужто, наконец, мои мучения закончатся? – мелькнула зыбкая надежда в сердце неудачливого баронета.

Но судьба не была благосклонна в тот день к сэру Эндрю, потому как вскоре выяснилось, что бравый вояка тоже ничегошеньки не понимает из того, что ему говорят…

Алка, чертыхаясь, перла чемодан по московской слякотной грязи. Кавалера под названием «Максим» как ветром сдуло, когда выяснилось, что она умыкнула из аэропорта чей-то неизвестный чемодан. И неважно, что случайно… Мало ли что… Алка выслушала эту жалкую тираду и с презрением выгнала самолетного приятеля вон. «Так тебе и надо! – ругала она себя, – Разве может получиться что-то путное с тем, с кем знакомишься в транспорте?» И, схватив чемодан, она поволокла его обратно, в аэропорт, дабы обменять на свой собственный.

Преодолев кордоны и преграды, Алка, злая и запыхавшаяся ворвалась в уже известную нам комнату хранения утерянного багажа, и с порога заорала: «Я перепутала чемоданы!» Четыре головы враз повернулись на ее призыв ко вниманию. И восемь пар глаз смотрели с надеждой утопающих, увидевших шлюпку. Алка выдвинула чемодан вперед. Один из четырех бросился к нему, как к родному дяде, и Алка узнала в человеке того самого манерного «инглиша» в белых ботах! Так вот чей чемодан она увезла случайно! Жалость прихлынула к доброму женскому сердцу чистейшей славянской породы. Живо представила она, как бедняга «инглиш», не умея сказать ни слова на нормальном русском языке, пытался по своему, по-тарабарски, объяснить нашим про этот идиотский чемодан! А наши-то и по-нашему иной раз не очень кумекают, а тут и вообще! И Алка, собрав весь свой скудный словарный запас английских слов начала горячо извиняться. Сэр Эндрю Кларк Шестой, услышав вновь родную речь, не смог больше сдержать своих чувств. Он бросился на шею Алке, позабыв начисто правила поведения истинных джентльменов в обществе, и бурно зарыдал.

Сэр Эндрю Кларк Шестой, натерпевшись бед, но благополучно возвратившись на Родину, поставил строгое условие Синдикату Дряхлых Белых Воротничков: он наотрез оказывается летать на Восток. Куда угодно, на какой угодно срок, любые дела, но только не восточный сектор, да, сэр!