Татьяна Мищенко - По маленьким дорожкам

– Пять! – не унимался Ермолай, всё ещё увлечённый игрой.

– За эту информацию, вам никто не даст и двухсот рублей! Берите, пока даю. Не нужно жадничать!

Но тут неожиданно встряла Люська:

– Ну, ты и жлоб Сёма! Ведь если он расскажет моему мужу, я потеряю всё! Немедленно дай ему пять тысяч! Иначе, между нами всё кончено!

Сёму это заявление, похоже, только обрадовало. Он резво влез в пиджак, застегнув его на все пуговицы, и нарочито печально произнёс:

– Что ж видать не судьба! До свидания молодой человек! Люсенька прощай!

И резво помчался в прихожую. Люська – за ним. Началась невероятная заваруха: Люська визжала как циркульная пила, Сёма шипел как змея, потом какая-то возня, шлепки, грохот, опять ругань, и под занавес действа с треском захлопнувшаяся дверь.

«Надо было взять пятьсот рублей», – досадливо подумал Ермолай.

– Вот скотина! – сообщила Люська, входя в комнату.

На щеке её пылал ало-красный след, оставленный на прощание «любимым» мужчиной. Несчастная покинутая женщина готова была разрыдаться в любой момент.

– Никогда не думала, что он таким подлецом окажется, – хлюпая носом, пожаловалась Люська.

Ермолай не отозвался, а судорожно думал, просить ли у соседки денег взаймы или нет.

– Хотя, может это и хорошо, что всё выяснилось. Спасибо тебе Ермолай! – искренне поблагодарила изменщица.

– За что это? – удивился Лопухов.

– За то, что гада этого на чистую воду вывел. Ты иди, мне нужно одной побыть. Пореветь что ли? Или не надо?

Лопухов неопределённо пожал плечами, оставляя право выбора за хозяйкой.

– Только не говори Николаю, а то он расстроится, – жалобно попросила «заботливая» жена.

– Ладно, – великодушно пообещал Лопухов. – Только гляди мне, что б в последний раз!

Люська отмахнулась от него как от назойливой мухи и кокетливо заржала. Лопухову ничего не оставалось делать, как культурно удалиться.

– Вова! – позвал Лопухов мальчика, едва переступив порог квартиры.

Мальчик не отозвался. «Ушел, наверное!», – радостно подумал Лопухов, и прямо воспрял духом. Проблема решилась сама собой. Хорошо то как! Теперь бы немного выпить, и жизнь снова засияет всеми красками.

Но за ликованием пришло разочарование. Подложив под голову кулачок, мальчик сладко спал на диване. На лбу его проступила испарина, так что прилипла грязная чёлка, лицо порозовело, а выпяченная нижняя губа подрагивала так, словно он вот-вот расплачется.

«И что ты за монстр такой?!», – разозлился сам на себя Ермолай. «Ведь ребёнку помощь требуется!».

Когда Ермолаю, первоклассному зубному врачу, предложили место в элитной стоматологической клиники, их общей с Ленкой радости не было предела. Они словно дети, спорили до хрипоты, на что следует потратить первую, казавшуюся неимоверно огромной зарплату. Ермолай был за то, чтобы поехать на заграничные моря, Ленка же настаивала на покупке новой мебели. Они тогда даже чуть не поссорились, деля шкуру не убитого медведя. Но вовремя спохватились, и потом ещё долго хохотали над своей глупостью и наивностью. В то время они мирились очень быстро, никогда не таили в душе злость, друг на друга.

Почему же всё так изменилось? Может, просто ушла любовь? Но куда? Была, и вдруг исчезла? Ведь они не умерли. Внешне остались прежними. Так почему же возненавидели друг друга до такой степени, что не могли без раздражения друг другу слова сказать?

Материальное положение семьи резко улучшилось. У них хватало денег не только на обустройство квартиры, но и на отдых, рестораны, и на разные приятные мелочи.

Со временем Ленка стала приобретать антиквариат, заразившись этим увлечением от соседки Елизаветы Петровны. Та со своим мужем всю жизнь собирала редкие вещи, вот и Ленка тоже решила начать выгодно вкладывать деньги. Ермолай не возражал. Он очень любил её и никогда ни в чём не перечил.

Ленка в нервическом ажиотаже принялась за дело. Почувствовав себя женой состоятельного человека, она бросила работу, и с утра до ночи носилась по антикварным лавкам в поисках какой-нибудь ценной безделушки. На Ермолая все эти штучки-дрючки не производили никакого впечатления. Впрочем, всё же они были не настолько богаты, чтобы коллекционировать слишком дорогие предметы. Но Ленка не унывала, и её радовало любое приобретение. Для любимых «игрушек» даже была выделена отдельная комната. Вот туда-то и направился сейчас Ермолай.

Ломберный столик, комод, диван каких то князей, буфет, серебреный портсигар, янтарный мундштук, пепельница, солонка с перечницей, два подсвечника, массивный канделябр на пять свечей, веер, пудреница, табакерка, зеркальце, фарфоровая статуэтка застывшей в жеманной позе балерины – вот собственно и все трофеи добытые Ленкой. Конечно, эти вещи по праву принадлежат жене, но с другой стороны, приобретены они были на деньги Ермолая. К тому же ему был необходим сотовый телефон. Ну, как можно в наше время обходиться без телефона? Купит самый простенький. А потому, подавив голос совести в самом зародыше, Лопухов стал размышлять какой предмет из сумбурного набора не жалко продать.

Выбор встал между табакеркой, портсигаром и подсвечником. Потом Ермолай ещё немного подумал, и решил, что первой жертвой станет рогатый, нелепый в своей чрезмерной вычурности канделябр. Тем более, на дилетантский взгляд Ермолая, это сооружение особой ценности не представляло.

И вот с массивным канделябром в руке, волнуясь, словно студент перед экзаменом, Лопухов осторожно позвонил в дверь Елизаветы Петровны.

С этой милой во всех отношениях старушкой, Ленка поддерживала активные отношения, – частенько забегала к ней проконсультироваться по поводу очередной покупки. Ермолай подумал, что соседка, вероятно, осуждает его, и искренне сочувствует Ленке. «Ну и пусть! Между прочим, личные отношения не должны никого касаться. Не захочет купить канделябр, пойду в ломбард!». И Ермолай уже передумал предлагать канделябр Елизавете и собрался, было уже отчалить, но тут дверь резко распахнулась, явив взору статную пожилую женщину.

– Здравствуйте, Ермолай! Чем обязана?

– Ну, вы даёте! В доме столько ценностей, а вы даже не интересуетесь, кто к вам пожаловал! – пожурил соседку Лопухов.

– Проходите! – гостеприимно распахивая дверь, пригласила Елизавета Петровна.

Лопухов воодушевился. Он немного побаивался этой старухи. В его воображении старушка рисовалась этакой затворницей – мизантропкой. Но как оказалось, Елизавета вполне адекватна. Во всяком случае, пока.

– Видите ли, – пустилась в объяснения Елизавета, – если кто-то действительно вознамерится меня обокрасть, сделает это несмотря ни на что. И потом, честно говоря, за столько лет я уже устала бояться.