Татьяна Мищенко - По маленьким дорожкам

Они прошли в гостиную заставленную мебелью, так кучно, что буквально негде было развернуться.

– Присаживайтесь, – указала на кресло Елизавета Петровна.

– Но ведь, так и убить могут, – пристроив канделябр на колено, начал «светскую» беседу Ермолай. – Вы в курсе какая сейчас криминальная обстановка в стране? Убивают и за меньшие деньги.

– Ну что ж, значит такова судьба! Ведь по сути, у меня нет мотивации, для того, чтобы продолжать жить. Сын скитается по свету, сейчас в Монголии при консульстве переводчиком служит, муж умер, внучка… внучке я, похоже, не нужна. К тому же мне уже восемьдесят на днях стукнуло. Хватит небо коптить!

– Так вы что же, намеренно ищите неприятностей? – не поверив старухе ни на йоту, спросил Ермолай.

– Нет, конечно. Умирать от рук бандитов не хочется. А вот испытать на старости лет какое-нибудь небольшое приключение я, пожалуй, не прочь. Ой! – всплеснув руками, воскликнула Елизавета Петровна, так что Лопухов вздрогнул, и чуть не уронил канделябр, – я совсем заболталась. Знаете, к старости стала не только сентиментальна, но и чрезвычайно разговорчива. Никогда за мной прежде не наблюдалось такого. Что поделаешь, одиночество заело. Впрочем, мы с Константином всегда вели затворнический образ жизни. Муж, – она указала на портрет стоящий, на маленьком круглом столике, – увлёкся собирательством старинных вещей ещё до нашего с ним знакомства. Постепенно я тоже втянулась. Впрочем, другого выбора всё равно не было. Но, честно говоря, я всегда оставалась, равнодушна ко всему этому великолепию. Костю же буквально трясло при виде какой-нибудь старинной вещицы. Ой, – опять спохватилась Елизавета Петровна, – кажется, я опять бессовестно эксплуатирую ваше внимание. Простите.

– Ничего, – проявил великодушие Ермолай. – Я к вам вот по какому делу.

Лопухов объяснил цель визита. Елизавета Петровна моментально перестала изображать старческую наивность, стала предельно сосредоточенной. Вооружившись лупой, поставив канделябр на маленький круглый столик, она принялась разглядывать «шедевр» со всех сторон.

– Собственно эта вещь мне знакома. И что вы хотите за него? – деловито осведомилась антиквар.

– Я ничего не понимаю в антиквариате, – честно признался Лопухов. – Дайте сколько не жалко.

– Если не ошибаюсь, эта вещь вашей жены, – заметила Елизавета Петровна.

Ермолаю фатально не везёт сегодня. Бабуля оказалась с принципами, и, похоже, не станет покупать у него канделябр.

– Моей бывшей жены, – внёс поправку мгновенно поскучневший Лопухов.

– Вы развелись? Простите за бестактность. У вас, что же возникли материальные трудности? – не желала униматься одичавшая от скуки старуха.

– Ну, что-то в этом роде…

– Вам категорически нельзя пить! – патетично воскликнула Елизавета Петровна. – Алкоголь разрушит вашу личность. А ведь вы такой молодой!

«Ну, начинается!», – подумал Ермолай печально. «Вот ведь язва, ну не хочешь денег давать, – не давай. Сейчас ещё воспитывать начнёт! Зря я сюда припёрся, надо было в ломбард идти. Во всяком случае, там никто бы не читал нотаций».

Елизавета Петровна говорила долго и нудно. Ермолай стоически слушал, держась из последних сил.

– Для чего вам нужны деньги? – поинтересовалась моралистка.

Ермолай не ожидал, что нудное бухтение закончится когда то, и застигнутый врасплох, ответил правду:

– Вовку накормить.

На не опохмелившуюся голову посыпался град вопросов. Не в силах противостоять натиску, Лопухов выложил всё начистоту.

– Бедный ребёнок! – запричитала Елизавета Петровна. – Как он страдал! Один, без отца и матери! Надеюсь, вы поможете ему?

– Но ведь я не совсем уверен, что это мой сын, – возразил Ермолай.

– Но и доказательств обратного, у вас тоже нет. Или я что-то неправильно поняла?

– Вы всё правильно поняли, – совсем скис претендент на отцовство. – Только я не знаю, что мне делать.

– Конечно, выяснить правду! Для начала нужно найти мать ребёнка. Уж она то должна знать, кто зачал дитя.

Ермолаю совсем не хотелось искать мать этого несчастного ребёнка. Ну, найдёт он её. А вдруг выясниться, что это действительно его сын? И что дальше? Платить алименты? Мужики из последних сил уклоняются от этой обязанности, а он сам по собственной инициативе повесит хомут на шею. Лопухов скривился от этой мысли и решил несколько охладить пыл чадолюбивой бабули:

– Думаю, его нужно обратно в детский дом сдать. Может эта баба Галя, умом тронулась, вот и наплела не весть что. К тому же ребенка уже наверняка ищут. Если выясниться, что я тайно удерживаю его у себя в квартире, мне не поздоровиться.

– Но ведь никто не узнает! Пока вы будете выяснять обстоятельства дела, Вовочка поживёт у меня. Канделябр ваш я покупаю, следовательно, деньги, для того чтобы начать поиски у вас будут. Ну, так что, спасём совместными усилиями хоть одну детскую душу?

– У меня машина сломалась, вторую неделю в ремонте, – нашел, как ему казалось вескую причину, Ермолай.

– Возьмёте машину моего мужа! – обрадовалась Елизавета Петровна. – Машина в очень хорошем состоянии, Костя на ней практически не ездил. Так что транспортным средством вы обеспечены! Я сейчас позвоню своему знакомому юристу, он вмиг доверенность на ваше имя оформит. Надеюсь, права у вас ещё сохранились?

И, не откладывая дело в долгий ящик, деятельная соседка принялась тыкать кнопки телефона.

«Права то у меня сохранились, а вот ты бабуля, напрасно суетишься насчёт документов, видел я это „ведро“. Ни один дорожный инспектор, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, не остановит автомобильного урода. Хотя может и остановит, из жалости, чтобы денег дать», – тоскливо размышлял Лопухов, но вслух ничего не сказал. Он понял, что никакие уговоры и вразумления, не заставят Елизавету свернуть с намеченного пути. Она прям-таки светилась от счастья. Но из извечного мужского упрямства, уже практически смирившись с поражением, он всё же решил немного покуражиться. Авось удастся переубедить Елизавету, и тогда опять можно жить в своё удовольствие. Но резкий сверлящий звонок в дверь, вмешался в планы утописта.

– Будьте любезны, откройте, пожалуйста, дверь, – прикрывая телефонную трубку рукой, попросила Елизавета Петровна.

– Ты жив! – воскликнула молодая женщина, едва Ермолай распахнул дверь.

И не успел Лопухов хоть что-нибудь сказать, бросилась к нему на шею, и залилась слезами.

Сквозь бурные рыдания слышались признания в любви и готовность пожертвовать жизнью ради него. Ермолай оторопел. Конечно, он привык к тому, что женщины вешаются к нему на шею в прямом и переносном смысле. Но чтобы вот так, не испытав телесных наслаждений, горячечных поцелуев, душевного томления, сладкого головокружения, без всяких усилий с его стороны, даже не зная его, – это впервые.