Александр Юдин - Гримасы свирепой обезьяны и лукавый джинн

– Ну, а по большой мере, по большому счету? – рассеянно полез он ковыряться в зубах.

– А по большому счету… – злость ударила в голову, и Дмитрий невольно возвысил голос. – По большому счету это посягательство на свободу слова, свободу совести.

– Ну-у?

– Так ведь… вы же в сущности заставляете нас, журналистов, выслушивать только ваше мнение.

– А оно вас не интересует?

– Не всегда во всяком случае, иногда – вовсе может не интересовать.

– Насильно мил не будешь, конечно. – Бросив ковырять в зубах, он громко цвикнул, втягивая воздух сквозь зубы. – Нравится это вам или нет, а на предприятии должен быть и существует принцип единоначалия.

– Да, но единоначалие и единомыслие – это все-таки не одно и то же.

– М-да… Возможно. Возможно… – чуть заметно усмехнулся он. – Ну ладно, – откинулся на спинку кресла. – Оставим нашу дискуссию… Итак, чем могу быть полезен? С чем пожаловали ко мне?

– Да с миром я к вам, Сергей Леонтьевич. Главным образом, по поводу юбилея вашего предприятия. И в связи с этим простой вопрос: с чем, с какими результатами встречаете его и каковы перспективы? Естественно, хотелось бы узнать, скоро ли покончите с долгостроем – обогатительной фабрикой, на которую возлагают серьезные надежды в Зареченске. Кроме того, хотелось бы написать о вашем механике Пермякове. Не возражаете?

– Никаких возражений. Пермяков был и остается спец что надо. Многим молодым нос утрет. Что же касается юбилея… Могу сказать так: звезд с неба не хватаем, но крепко стоим на ногах. Наш рудник стал в свое время одним из тех первенцев химической промышленности бывшего Советского Союза, появление которого на экономической карте страны способствовало развитию новой отрасли – производству борной кислоты. До того минимальные потребности народного хозяйства в борной кислоте и буре отечественные заводы удовлетворяли, используя в производстве в основном импортное сырье. Правда отечественные бораты по своему химсоставу сильно отличались, да и сейчас отличаются от зарубежных. Налаживание их переработки потребовало больших усилий ученых и спецов-производственников химической промышленности. Мы выстояли в тяжелое время распада Советского Союза. Нам удалось сохранить и укрепить партнерские связи с большинством предприятий – потребителей нашей продукции. Но в сырье нашего месторождения содержание окиси бора изначально колебалось в довольно широком диапазоне, а в основном оно всегда относилось к бедным боратам. И это было нашей постоянной головной болью. Поэтому и обогатительную фабрику у нас начали строить. Но с тех пор в стране случилось много разных перемен, а у нас сосем мало осталось руды даже с низким содержанием бора. Можно сказать, совсем не осталось.

– Прибедняетесь, Сергей Леонтьевич, – возразил Дмитрий. – У вас, я слышал, есть и промышленные скопления боратов.

– Да какое там… – махнул рукой Щеглов. – Попадаются разве что микроскопические вкрапления, но никак не промышленные скопления. Гоним главным образом обыкновенные силикаты для выпуска стройматериалов.

– Как так? Ведь последние маркетинговые исследования показали, что у вас тут должны быть бораты.

– Хо-о, когда это было… Пересмотрели геологи свой прогноз. Пересмотрели.

– Та-ак, и что же теперь?.. Строили, строили обогатительную фабрику, а она теперь ни к чему?

– Ну почему же, пригодится… Ее потому и так долго строили, что некоторым дальновидным руководителям уже давно ясно стало, что ей предстоит перепрофилирование.

«Странно, – подумал Дмитрий. – Зачем же редактор нацеливал меня на то, чтобы поинтересоваться фабрикой? Но ведь не из праздного любопытства нацеливал, с кем-то из областной администрации, видимо, согласовывал. Неужели и там не знают, что о здешних боратах пора забыть? Бестолковка какая-то. Не-ет, тут что-то другое, какой-то осмысленный ход… А зареченские химики на что же тогда рассчитывают? Или это какие-то хитрые финты собственников комбината? Пытаются, что ли, найти все-таки решение проблем водоснабжения в технологии, в лучшем использовании сырья? Это тоже существенно, но не самое главное. И все-таки сталкивают на это. Что тут? Только бестолковка или?.. Может, и тут кто-то кого-то крышует? Черт знает».

– А в Зареченске, выходит, напрасно на вас надеются, – сказал он.

– Не знаю, на кого они надеются. Им там при их технологии хоть какое богатое сырье подавай, все равно нет гарантии, что половина основного вещества не окажется в отвалах.

Щеглов замолчал и стал перебирать бумаги на столе, выжидающе глядя на Дмитрия.

– Ну, а что в перспективе? – спросил он. – Какие планы и проблемы?

– В перспективе – работа, – пожал плечами Щеглов. И опять замолчал, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

– Но вы же, Сергей Леонтьевич, насколько мне известно, совладелец предприятия и потому…

– Вот именно, что только «со», но не полный владелец, и потому от меня тут ничего не зависит. Значит, и распространяться насчет перспектив для меня затруднительно.

Дмитрий пытался его разговорить, но тщетно: Щеглов захлопнулся.

– Странно, – сказал Дмитрий. – Можно подумать, что у вас тут какие-то секреты, как на режимном объекте особой важности.

– А вы думаете, их нет?

– Да вроде бы нечего таить.

– Ошибаетесь. На всяком мало-мальски значимом предприятии они есть.

– Откуда вдруг?

– А коммерческую тайну вы исключаете?

– Хм… – слегка опешил Дмитрий. – Нет, не исключаю. Но все-таки… Предприятие не огорожено забором с колючей проволокой, у него открытый счет в банке и, казалось бы, лишняя публикация в прессе о нем, о его перспективах развития ему никак не повредит. Это же реклама…

– Мы не нуждаемся в рекламе, – перебил Щеглов. – Люди у нас, слава богу, постоянно при деле и получают достойную зарплату. Строят свои дома, у многих есть машины, в том числе приличные иномарки… В общем, все ажур. Что еще надо? Как поется в одной песенке, важнее всего результат. Не слыхали?

– Нет, – сказал Дмитрий, хотя слышал такую песенку. Ему хотелось, чтобы Щеглов побольше раскрылся.

– Жаль. Хорошие слова… Ну, в экономике это называется немного по-другому: конечный результат. Так вот, конечный результат у нас вполне приемлемый. А как я его добиваюсь – это уж мое дело, хозяйское. Может быть, секрет фирмы, – ухмыльнулся Щеглов. – А можно ли мне не бояться раскрыть секреты производства? Твердо отвечаю: нельзя! И точка. О позавчерашнем дне рудника могу сказать – что хотите. О вчерашнем могу сказать – ну, кое-что. А о сегодняшнем, о завтрашнем… нет, не могу, увольте. Рискованно! Если бы речь шла только о модной нынче прозрачности, как о важном показателе добросовестности ведения дела… Но вы ведь хотите, чтобы я на весь белый свет трещал о том, чем я располагаю и что могу предпринять, то есть раздеть меня донага и просветить рентгеном, а мне это не надо, руднику – тоже. «У вас, Сергей Леонтьевич, – скажут мне, – вон какие возможности, а вы жметесь». Начальство гайки закрутит, чтоб служба медом не казалась. Конкуренты позавидуют, станут, чего доброго, палки в колеса ставить, так что пупок развяжется, в калошу сяду. Сегодня меня, неудачника, потерпят акционеры, завтра потерпят, а послезавтра – выгонят. Зачем мне это? Я не враг себе.