Александр Такмаков - Неупиваемая чаша

Немного успокоившись, я заварил себе кофе, налил приличную стопку коньяка и, удобно расположившись в кресле, предался построению различных гипотез. Первое, что мне пришло в голову, – предательство, но в чем – вот вопрос. Гипотеза показалась мне многообещающей, но не успел я как следует развить ее, заверещал мобильник, и голос моего нового шефа вернул меня к действительности. Шеф потребовал, чтобы я уже завтра был в Деграде и писал статью о состоянии городского хозяйства, строительстве нового и ремонте старого жилья, а также о настроениях его жителей. Он особо подчеркнул писать только то, что я увижу на городских улицах, и никаких прикрас. Задание было на удивление простым, и я уже заранее озаглавил свою ненаписанную статью «Серые будни провинциального городка».

Еще не было и семи утра, когда я сел в свою новенькую «ауди» четвертой модели, подарок от моего благодарного дяди Димы, и, слушая шум мощного движка, начал мысленно набрасывать план будущей статьи. Я мчался по пустынному шоссе на свое первое редакционное задание в новой газете и благодарил дядю за великолепный подарок. Правда, подарок этот достался мне не просто так, не за здорово живешь, а после того, как мы с моими друзьями, Антоном Кутилкиным и Павлом Чижовым, выручили Дмитрия Ивановича из большой беды – отстояли у московских аферистов его родной мясоперерабатывающий заводик и надрали холку банде черных риелторов. После такого щедрого подарка я был готов к новым подвигам в борьбе за честные капиталистические отношения в нашем городе, но никто ко мне больше не обращался, а моя оппозиционная газета после прошлогоднего поражения на выборах мэра и городской думы пришла в упадок. Я, как независимый журналист, остался не удел, но тут появился мой спаситель и предложил работу в его газете.

Оставив машину у вокзала, на платной стоянке, я пешком отправился осматривать город и знакомиться с его жителями. Первое впечатление было просто отвратительным: грязные, неубранные улицы, давно не штукатуренные, серые от многолетней пыли фасады домов, нестриженые кусты и редкие замусоренные газоны навевали грустные мысли о полном упадке городского хозяйства. Беседы с аборигенами окончательно придавили меня своей безысходностью – частые веерные отключения электроэнергии, месяцами не убираемый мусор, холод в квартирах зимой, хроническая безработица и пьянство, безрадостные будни городка. Создавалось впечатление не просто заброшенности, а планомерно проводимой политики местной администрации на вымирание местного населения. Окончательно меня добил механический завод, это кладбище надежд и мечтаний о счастливой и сытной жизни нескольких тысяч жертв новых рыночных отношений.

Выйдя из проходной завода, я еще издали увидел стоящие на тротуаре белые столики летнего кафе и, оглядев безлюдную улицу, направился к нему. Вдруг я услышал нарастающий гул, который сменился нестерпимо ярким светом, и я провалился в космическую бездну.

Первым, что я увидел, когда открыл глаза, было голубое бездонное небо и одинокое черное облако в центре небосвода. «Странно, – подумал я, – почему черное, да еще одинокое?» Раскаленное солнце нещадно жгло мое лицо и слепило глаза. Прошло несколько минут, сознание прояснилось, и я услышал оглушительный рев многотысячной толпы. В первое мгновение мне показалось, что нахожусь среди болельщиков на футбольном матче, но, приподняв голову, обнаружил, что лежу на песке в какой-то железной клетке.

Скосив глаза, я заметил несколько склоненных голов, с любопытством голодных волков рассматривающих мою физиономию. Все тело ныло, в голове стоял туман, но, собрав остаток сил, я приподнялся и сел. «Ничего себе перелетик», – подумал я. То, что я увидел, повергло меня в шоковое изумление: посреди огромной арены на вкопанных в землю столбах висели какие-то голые люди, а рядом, полыхая огнем, стояли большие круглые жаровни. Чуть дальше, по всему периметру арены, в исступлении ревела многотысячная толпа. Прошло несколько минут, на арене появились несколько полуголых мужчин, которые, подойдя к жаровням, выхватили щипцами раскаленные куски железа, направились к своим жертвам и стали жечь их тела. Увидев это, толпа пришла в еще большее возбуждение, она стонала от наслаждения, повизгивала и оглашала все пространство арены победным ревом. Потом все стихло, жертвы сняли со столбов и унесли. Наступило временное затишье, которое тут же сменилось новыми радостными воплями – на арену вывели с десяток голых мужчин и женщин. Они, спотыкаясь, брели вдоль шеренги истязателей, которые бичами нещадно хлестали их изможденные тела. Увидев кровавые полосы на спинах несчастных, толпа одобрительно заревела и вдруг, как бы оцепенев, смолкла. На арену вприпрыжку неслись огромные гривастые львы. Покружив вокруг своих жертв, голодные львы бросились на них и стали терзать и вырывать куски мяса из их тел, что вызвало неописуемый восторг толпы и новые взрывы радостных воплей. Наконец представление с дикими зверями окончилось, останки разорванных тел убрали с арены, и наступил небольшой перерыв. Толпа оживленно обсуждала происходящее, многие в предвкушении нового зрелища потирали руки. Через минуту на арену вышел тучный мужчина в красной мантии с жезлом в правой руке. За ним вели совсем молоденькую девушку, лет 17—19, с высоко поднятой головой и крепко сжатым маленьким ртом. Мужчина поднял жезл, и толпа мгновенно затихла. Он подошел к девушке и, обращаясь к ней, громко спросил:

– Женщина, назови себя, кто ты, откуда родом!

– Я христианка, – услышал я ее ответ и с изумлением отметил, что понимаю незнакомый мне язык.

– Ты, как христианка, убивала и поедала детей?

Заглушая ответ девушки, толпа возмущенно заревела, требуя, чтобы ее подвергли испытанию огнем и железом. Тут же к несчастной подскочил палач и раскаленными щипцами стал рвать ее плоть. Толпе показалось этого мало, и она потребовала выпустить львиц, но к безмерному удивлению толпы, звери подходили к девушке, обнюхивали и тут же ложились у ее ног.

Рев изумленной толпы постепенно стихал, и только отдельные выкрики разносились над раскаленной ареной.

– Кровосмесители, детоубийцы, – истошно вопил плешивый мужичок в сером суконном плаще. – Казнить всех христиан!

Толпа тут же остервенело подхватила этот призыв и начала скандировать: «Казнить, казнить, казнить».

Другая часть толпы, завопив: «громить, громить вертеп отступников», бросилась от арены в переулки, откуда вскоре раздались истошные крики: «Пожар! Горим! Помогите!», но эти призывы о помощи тут же тонули в ликующих воплях нападавших. От ужаса у меня волосы на голове встали дыбом, кожа покрылась пупырышками, а ладони – липким потом.