Любовь Гайдученко - Суть творчества. Бегство в иллюзорный мир, помогающий выжить

Я дошла до ручки. Уже несколько дней я не могу ходить. И сегодня утром Мухаммед отвёз меня по моей просьбе в госпиталь.

Сначала мы ткнулись в какое-то шикарное заведение, где от меня, как иностранки, потребовали 60 долларов за приём у врача. Естественно, это было неприемлемо. Потом мы поехали в какое-то жуткое заведение, где была масса народа. Нас принял врач за 50 тугриков (это 7 долларов). Он померял мне давление. Оно оказалось близко к трупному. И послал на анализ крови. На этом его отрабатывание денежек было исчерпано.

Здесь тоже пришлось выложить денежки, чуть побольше, но, по крайней мере, выяснилось, что а) гемоглобин у меня в три раза ниже положенного б) сахар улетел в заоблачные дали (хотя с ним всё всегда было в порядке) в) анемия у меня в последней стадии.

Потом начались хлопоты Мухаммеда по впихиванию меня в госпиталь. Это продолжалось до вечера. Я не собиралась там лежать, потому что день лечения стоил немыслимые деньги (которых у меня нет – и вообще никаких нет). Врач сказал, что нужно откуда-то привезти литр крови и влить его в меня двумя порциями. Это как минимум, чтобы я хотя бы «встала на ножки».

Мухамед забрал последние 100 долларов и поехал за кровью. Потом мне поставили капельницу. Но я как вспомню город Темрюк – и вот этот бордель… Это небо и земля. Там медсёстры бегали каждые 5 минут и справлялись, как мне. Здесь не подошёл никто, хотя Мухаммед уверял, что дал медсестре деньги. Но он вполне мог соврать, а деньги прикарманить, не уверена, что и насчёт крови за 100 долларов он не нагрел руки. Ну да ладно, без него я бы никуда не попала.

Пришлось, когда кровь кончилась, выходить, волоча капельницу за собой и долго орать, призывая медсестру. Впрочем, насчёт орать – меня было не слышно, потому что этот госпиталь – не больница, а бордель: орут они в коридоре по-страшному, как в джунглях или на базаре, мужчины, женщины, орут как в дурдоме, тут же бегают многочисленные дети и визжат, как резаные. Напротив окна – кафе, и оттуда несётся тяжёлый бум-бум. И так всю ночь.

Короче, чтобы не сойти с ума, я ушла домой, благо это недалеко. А утром пойду за второй порцией крови.

Мне стало чуть-чуть получше, но совсем чуть-чуть. Они меня спросили – есть ли у меня какое-то кровотечение. Женщина я пожилая, давно уже ничего такого нет. Значит, сказали они, гемоглобин и анемия у меня от того, что я голодаю. Правильно. Поэтому я никогда не выздоровею. Скорее, наоборот. Так что ещё немного, и кто-то лишится моей прозы, которую любит читать, а кто-то будет счастлив, что наконец-то эта несносная Гайдученко гикнулась…

Ну что еще сказать? Смерти я нисколько не боюсь. Я спокойна, как матрос с крейсера «Варяг». Я молодец!

Жить не хотелось. Но надо было. Потому что на радикальные поступки способен редкий.

И ради чего жить??? Ради удовольствий, которые оставались с ней всегда, даже если в жизни ничего не светило, и был полный тупик? Нет, они того не стоили. Для того, чтобы жизнь казалась пряником, нужна была какая-то более высокая цель. А её не было.

Было барахтанье в мелкой повседневной пошлости. Ночью спать не хотелось. Не то что бессонница, но одолевали всякие ненужные мысли, которые трудно было просто взять, да и выкинуть из уставшей головы. Она дотягивала часов до трёх, занимаясь всякой ерундой, а потом просто сваливалась на постель кулём, ничего уже не соображая.

Вставала, естественно, поздно, с поганым самочувствием, с ещё более поганым предчувствием нового дня, который опять не принесёт ничего, кроме отвращения к жизни. Пила кофе – это святое. А вкуса его давно уже не чувствовала. Привычка свыше нам дана…

Никому она не была нужна, даже самой себе… И ведь даже не заметила, как попала в это болото. Оптимизмом-то никогда, в общем, не отличалась, но чтобы так, совсем никак… Одно отвращение – от окружающего, от мира в целом… Так было недолго и свихнуться. Но она держалась – понимала, что в безумие ей выход заказан, мозги были не так устроены, безумию их было не одолеть, как оно ни пыталось, исподволь подкидывая ей неразрешимые проблемы.

Потом весь день она тупо думала, как бы всё изменить, но в голову не приходило ни-че-го.

Окружающие делились на две категории: одна, более многочисленная, была к ней целиком и полностью равнодушной, вторая пыталась лезть с советами. Ей было смешно (про себя, конечно) – ну чем ей могли помочь эти никчёмные слова, произносимые то ли от глупости, то ли от плохо скрываемого желания сделать ей больно. Ведь было заметно, что она несчастна (как ни скрывай – это всегда чувствуется, от тебя идут какие-то невидимые флюиды, даже если ты изображаешь на лице этакую милую фальшивую улыбочку), а люди – они недалеко ушли от куриц, которые, как известно, заклёвывают больную или смурную товарку по стае. Правда, её это не доставало – она была равнодушна к тем, кого считала для себя чужими, а таковыми были почти все. Ну что они, по большому счёту, могли ей сделать?

И так бессмысленно проходили дни, месяцы, сменялись времена года… Ничего не происходило. Зиму она переносила плохо, в конце её совсем ослабевала, но и лето не приносило радости, просто физически становилось чуть легче, и меньше проблем возникало чисто в бытовом отношении.

Она даже мечтать разучилась… Раньше её мечты были, конечно, несбыточными, но грели её душу, всё-таки теплилась в глубине малюсенькая надежда – а вдруг? Не всегда же в жизни одна чёрная краска, жизнь, как известно, полосатая, и вслед за неудачами всегда приходят хоть маленькие, но удачи, дело ведь не в размерах, а в перспективе, глядишь, и выплывешь на поверхность ненароком, не всё же тебя будет тянуть на самое дно… Но нет, она проигрывала любые поединки, как дошедший до полного отчаянья боксёр, которого только бьют, бьют, бьют – он даже боли уже не чувствует, а думает о том, как бы упасть и больше не вставать…

В итоге с ней перестали общаться (несчастья – это как зараза, все боялись подцепить этот прилипчивый вирус), но она была этому даже рада – ей осточертело переливание из пустого в порожнее, которым человечество начало заниматься ещё с тех пор, как проживало в пещерах. От неё отказались даже близкие друзья, но с ними она давно потеряла общий язык, так что для неё это было абсолютно неважно. Все они, чтобы устроиться в трудные времена, предпринимали такие шаги, которые для неё были неприемлемы. Она их, конечно, не осуждала за приспособленчество и желание сделать карьеру любым путём, даже предав свои принципы и идеалы, которыми они очень гордились в молодости, но которые отвалились от них, как старая засохшая корка, как только подул холодный северный ветер, который главенствует в общественном климате, где члены общества давно выродились в бесчувственных и жестоких борцов за материальные блага. Её любимая подруга придумала себе новый девиз: «Жизнь тебе не богадельня!» И она с ней порвала, впрочем, без лишних слов и скандала, просто тихо попятилась и исчезла из её поля зрения.