Станислав Граховский - Бытиё моё. Рассказы и стихи о жизни

Вот и рвут наши связи между поколениями, то нигилисты, то коммунисты, то финансисты. Деньги стирают наш мир. Мой мир стёрли чьи-то деньги. Всё по принципу «выгодно-невыгодно». Так и задумаешься случайно о своём собственном сносе. А потом куда-то ездим и дивимся, как так дому 300 лет, а его берегут. Значит он не только кому-то, а всем нужен. Как и люди, которые в нём живут.

А у нас, кто и не живут… так там тоже уже аттракционы увеселительные.

Да все пути ведут, надо только выбрать. И не сомневаться. А то ходим по периметру и думаем каким путем пойти. Одно не понятно правда, что делать всем на той вершине. Вот и стоит народ у подножий и сомневается, надо или не надо. И ищут кого послать. А зачем послать и сами не знают. Просто кто-то должен идти. Чтобы про него забыть или помнить, кому как повезет.

И никто внизу не знает цель добиваться этой цели. И все настолько неуверенны в необходимости подниматься вверх. Что думают, что туда просто нет пути. Потому придумывают себя разные оправдания. Смотрят и как нарочно не видят. Не видят так что и видящим докажут отсутствие этого пути.

А у подножья сидел старец и говорил всем «Все пути ведут на вершину!» Но его никто не слышал.

Может оно и не надо идти на самую вершину, но надо иногда подняться, чтобы увидеть всё по-другому. Поднимись и спустись если захочешь. Походи туда-сюда, познай свою жизнь и чужую с разных сторон. Не ходи по замкнутому кругу, сатанинских кишков, телесных проблем и вожделений.

Я стою молча у ворот пути ведущего на вершину. Стою и думаю. Жду подсказок как идти, зачем идти и что я там увижу и узнаю. Моя голова заполнена чужими мнениями.

Мои мысли о том, что путь на вершину ведет к одиночеству. О том, что я еще здесь могу быть кому-то нужен. О том, что оттуда никто не возвращается.

Я такой же как все, я очень много думаю и ничего не делаю. Лишь слушаю и говорю, слушаю и говорю.

Ещё вчера находясь на краю обрыва, я думал это конец. Напряжение перед неизвестностью, перед сменой позиции, сменой статуса «живой-неживой». Вариант наверх отпал входе борьбы с врагом. Сейчас даже тех, кто против меня невозможно забрать с собой. Не скажу, что это было впервой, но никогда не заходило так далеко. Вся эта группа лиц просто смотрела на меня и ждала моего прекращения. И здесь были все и враги, и друзья, вернее те, кем они для меня когда-то были. Укор, недоверие, неоправданные надежды, зависть, злорадное ехидство смотрело на меня из их глаз.

Прошло то время, когда я думал, что понимаю людей. Я их не понимаю и не знаю… да уже и знать не хочу. Потребность получить от меня большее с критикой моей неспособности этого, – самое доброе что можно было ожидать. Если нет, – месть и месть эта беспощадная. Мне можно было ни о чем не говорить и ничего не делать, чтобы уже стать в чем-то виновным. Ущемить все выступающие из меня грани моей когда-то многогранной личности и сделать меня круглым, убегающим ото всех, с кем приходится сталкиваться, вот к чему стремился каждый из моего окружения.

Вставай! Вставай! Не дело оно так сидеть. Дело надо делать. Меня наполняли ненужной верой в себя и людей. Того и тех, кто не нуждался в этом. «Тебе нужно верить и ждать!» Словно эхом неслось по моей жизни… верь и жди. При этом события, которые разворачивались вокруг только опровергали все виды вер. А ожидание было подобно наматыванию кишок на колючую проволоку. Люди не давали шанса думать о них хорошо, они не давали мне шанса быть их другом.

Что же я вижу? Вижу мир вывернутый наизнанку, со всей его личиной и подноготной. Но это уже не вызывает во мне бурю протеста. Это уже не вызывает жажду борьбы и крови. Даже своей, прикусив губу я уже не ощущаю. Я не презираю это, я отказываюсь. И пропасть как освобождение, как мнимая надежда на другой мир, с другими игроками, с другой верой, смыслом и целью всего этого.

Бодание мира не укрепило моих рогов, не создало во мне супермена. Это плохо не потому что они плохие, они просто не принимают тебя. Расцвет раздражительной слабости и ничего с этим не поделать. Каждая дверь создана для того чтобы быть закрытой. Даже узкий лаз или проход, который каждый раз кажется дорогой в рай превращается в чью-то ловко поставленную западню.

Мои желания могут исполняться только в случае преобладания их интересов. Причем последние составляют девяносто девять процентов, а мои один. И этот процент убивается в самом начале на корню. Желания порождают страдания. Гордый человек переполнен желаниями. Он хочет жить, любить, иметь, быть, относиться… прошло время желать и гордиться.

Но кто принимает всё это. Каждый простой человек, на деле оказывается очень сложным, непонятным, противоречивым. Он выдаёт на-гора такие перлы, что моя голова не может воспринимать их адекватно. И каждый из нас к сожалению, это не только характер, созданный воспитанием мам и пап, это и гены, которые постоянно лезут наружу, и влияние планет, и еды, которая тоже влезает в наше поведение, и результаты бессмысленной работы и отношения к ней, с которыми мы ежедневно сталкиваемся.

Я не могу это всё принимать, я устал это всё оценивать и рассчитывать хоть на малейшее изменение чего-то. Всё только уплотняется, сгущается и надрываясь стонет вокруг меня. Бесконечный гудящий хоровод. Может даже сотни хороводов, направленных в разные стороны. Вдохнуть свободно, это не здесь и не сейчас.

Смотрю в бездну, которая тоже не может стать избавлением. Она может стать только миром где я планирую остаться наедине с самим собой. Я планирую, но, когда это сбывалось. И уже в полёте, рассчитывая на скорый конец, я понимаю, что там на дне может быть сборище таких же как я.

Время замедлилось и остановилось. Я, переходя в другое измерение, в другой мир, в какой-то момент просто заснул. И в этом сне я находился в своём детстве, удивительном и красивом, и снова мечтал кем-то стать и подняться наверх, на самую вершину этого мира, чтобы вновь, словно ничего никогда не происходило, прокричать «Люди! Я люблю вас!»

Я… воевал в этих местах, до переезда на новую базу. Каждый камешек, каждый камешек знаком. Статуи, галерея, вид на горы и море. Здесь я… Здесь много чего я. Может кто надеялся на одно, а я на другое. Где я был? Был на войне? Просто воевал. Я воевал со своею жизнью. И изо в день приседал на одной ноге и записывал всё в специальный дневник. Спецшкола. Руководитель Андреич, служивший в разведке во время второй мировой. Он ни о чём никогда не спрашивал, а мы ни о чём и не говорили. Он всё знал до того как. Смотрит… и знает. Я встретился с ним через много лет. Ничего не говорили. Сразу было видно, что Андреич уже всё знал, просто осмотрев меня. Я был просто рад встрече.