Дарья Матрохина - А завтра – конец…

– Но потом я ведь смогу выбрать себе другое имя?

– Конечно. У тебя будет много времени, чтобы подумать…

– Значит, тебе всего тринадцать лет? Но ты даже на них не выглядишь.

– Я очень мало ел в последнее время.

– И этот… как его… А, не важно! В общем, этот бандит, он твой отчим?

– Да, мама вышла за него, когда мне было десять.

– И что она в нём нашла?

– Деньги?

– У вас были проблемы с деньгами?

– У меня оба родителя – учителя. Конечно у нас были проблемы с деньгами. Мама очень любила отца, но постоянные задержки зарплаты сгубили всю нежность. Она начала брать ребят на частные занятия, а отец считал, что знания нужно давать бесплатно. Они часто ссорились, но никогда не дрались. Они закрывали меня в комнате и долго кричали друг на друга, думая, что я сплю. А когда мне было восемь, они стало спать в разных комнатах. Точнее, отец поставил себе раскладушку на кухне и вообще не заходил в спальню к матери. Потом началась переаттестация педагогов и мама потеряла работу. Так что, когда этот подкатил, выбора особого уже не было. Я не знаю, что случилось, но однажды отец собрал вещи и ушёл пораньше на работу. Больше я его не видел. Но вечером явился этот и они с матерью всю ночь пили на кухне, а меня заперли в спальне. У них на столе было много еды, но мне даже утром не удалось поесть: мать выгнала быстро, потому что боялась его упустить.

– А как вы оказались в одном отряде?

– Когда всё только началось, мама не заразилась, только он. Мы заперлись в квартире и никого не пускали. Потом, когда еда кончилась, мама вышла на улицу и вернулись они уже вместе. Мне было страшно, я боялся, что он будет меня бить.

– Он тебя бил?

– Один раз. Спьяну. Зато потом подарил сахарного петушка.

– А что было дальше?

– Мы путешествовали по окрестностям, пока там было, что брать. Потом решили уйти подальше.

– И наткнулись на меня.

– Да.

– Почему тебя запихнули в клетку?

– Я повис у него на руке, когда он в тебя стрелял. Так что он схватил меня и запер в комнате. Он уже тогда решил меня оставить. Но не поглумиться на прощанье не мог. Они выбрали самых буйных петухов и запихнули меня к ним в клетку. Птицы меня клевали. Сейчас я понимаю, что они просто загоняли меня в угол, но тогда очень испугался. Я кричал и бился о прутья, а он стоял, смотрел и ржал. И эти глаза… Ненавижу их… Я вырву их и заставлю его искать себе пищу самому.

– Не будь так жесток. Люди становятся злыми не от хорошей жизни.

– Это – не человек. Заражённые – не люди.

– А вот это ты зря. Среди них попадаются очень умные ребята. Например, они умеют чувствовать изменение погоды. И могу предупредить о грозе. И ещё они очень быстро учатся и многие даже уже частично освоили человеческую речь. Хотя вот в изобретении практичных вещей им нет равных. Они – гениальны.

– Ты говоришь как старик.

– Будешь считать это комплиментом.

– Ты – глупый. И считаешь мёртвых людьми.

– Я прожил один больше тебя и пока что именно заражённые проявили ко мне больше радушия, нежели живые нормальные люди. Они не рвались убить меня, не совершали набегов, не убивали друг друга. Они просто живут.

– Но чем-то же они занимаются?

– Да. Один вон недавно стал на моих глазах человеком и строит из себя самого умного…

Когда они закончили говорить, лес вокруг уже начал погружаться во тьму. Но проводник, казалось, этого не замечал: он спокойно двигался в только ему одному знакомом направлении и задумчиво осматривал деревья.

– Как ты думаешь, долго нам ещё идти? – обратился мелкий к Бубну, который не обращал на попутчика никакого внимания с того момента, как узнал всё, что хотел, – Он ведь не может завести нас в ловушку?

– Нет, Ника не дала бы ему такой возможности.

– Ника? Кто это?

– Моя знакомая. Сейчас она занимается… даже не знаю, как сказать. В общем, вокруг неё много заражённых, которых она учит понимать человеческую речь. Хотя я в этом совсем не уверен, потому что не видел её с самого конца осени.

– Мы проходили здесь в конце осени и не нашли в лесу ничего интересного.

– Я бы удивился, если бы вы хоть что-то нашли. И тем более – интересное.

– Ты просто околдован ею.

– Знаешь, для тринадцатилетнего ребёнка ты говоришь слишком много умных слов. Тебе точно тринадцать?

– Да. Мне точно тринадцать.

– Значит, ты очень умный для своего возраста мальчик. СЛИШКОМ умный. Хотя мне, в принципе, всё равно. Разбираться с тобой будет Ника. Она лучше меня умеет разговаривать с людьми. Не исключено, что вы на неё наткнулись, но ничего не поняли и просто прошли мимо.

– Такого не может быть. Отчим бы точно не упустил такую возможность.

– О чём ты? Какая ещё возможность?

– Среди всех, с кем мы дрались, ни разу не было женщин. А заражённых он и пальцем не трогает – брезгует, видимо. Хотя они вроде вполне нормально выглядят.

– Не нам его судить, – демократично пожал плечами Бубен, – Мы ещё маленькие.

И они снова замолчали. Бубен покосился на Мелкого сквозь отросшую за зиму чёлку и в первый раз заметил, что давно пора стричься. И почему он раньше об этом не вспомнил, да хотя бы на заводе, где всегда под рукой были острые предметы? Он поднял руку и накрутил волосы на палец, про себя удивившись: вроде и не росли никогда такие густые, как у Ники. И тут же вспомнил, как Ника каждый вечер сосредоточенно расчёсывала волосы, распуская косу. Всего на десять минут блестящая золотистая волна накрывала её плечи, делая дьявольски красивой. И она каждый раз смеялась, когда ловила его взгляд, снова заплетая волосы в косу и пряча такую красоту. У неё была расчёска, которую она взяла ещё из дома. Белая, с розовым цветком на ручке… Интересно, чем она сейчас расчёсывает волосы? Расчёска ведь осталась у него, когда она ушла, и он часто крутил её в руках и думал о ней. А теперь её уже не найти: нападавшие переверну всё и вынесли что плохо лежит. Кто-то из заражённых мог и на расчёску позариться.

Неожиданно он чуть не сбил с ног проводника, который резко остановился.

– Туда, – сказал заражённый и ткнул пальцем в сторону кустов.

– А ты не пойдёшь?

– Нельзя.

– Ника?

– Ника.

– Мне кажется, он просто устал, – сказал Мелкий, едва проводник скрылся из виду, – Или всё, что говорит твоя знакомая, действует на них как заклинание.

– Я не знаю. Да и важно ли это?…

Ника встретила его на берегу речки. Точнее, она была там не одна, но Бубен заметил сначала только её. Она сидела на корточках на мокром песке и что-то держала в руках, демонстрируя это так же присевшим на корточки на другом берегу заражённым. На ней были старые джинсы и тёмно-синяя потёртая футболка. Мелкий замер, не зная, что сделать, а Бубен уже бежал вперёд.

Он успел схватить обернувшуюся Нику и прижать к себе до того, как она выронила то, что держала в руках. Это оказалась примитивная удочка.