Галина Солонова - Черёмуха душистая. Рассказы

– О Боже! – вырвалось у меня вслух. – Галочка! Ты!

– Дайте, дайте поздороваться с гостьей мужской половине одноклассников, – пробасил полный рыжеволосый мужчина.

– Толик, я тебя узнала.

– Да-а-а, – протянул он поспешно обе руки для рукопожатия. – Как и прежде, хороша.

– Миша, ты? – обратила я свой взор на мужчину с синими кругами под глазами.

– Да-а, я, – пренебрежительно к себе самому произнёс он.

– А я храню свой портрет, который ты нарисовал и подарил мне после восьмого класса.

– А-а, художник, – опять пренебрежительно сказал Михаил.

Мне рассказывала Вера когда—то при встрече, что Миша пьёт на почве непризнанного таланта. Я постаралась поскорее переключить внимание на другого присутствующего.

Церемония узнавания, не узнавания, приветствия и объятий длилась ещё минут пятнадцать. И всё это время я чувствовала спиной пронзительный взгляд. Наконец, я повернулась. Вот он взгляд – далёкий, до боли знакомый и родной. Этот взгляд как будто открыл двери в моё сердце и проник туда.

– Володя, – выдохнула я, устремляя свой взор в глубину его серых глаз.

– Да, Светик, я…

Не знаю, сколько времени мы стояли в оцепенении, не отрывая друг от друга глаз. Предо мной, как на киноленте, пронеслись воспоминания юности.

С Володей мы учились в параллельных классах. С пятого мы занимались в студии бального танца и танцевали с ним в паре. Однажды, это было в восьмом, мы репетировали танго, я неожиданно подвернула ногу. Вынуждена была пропустить целый месяц занятий. Володя не захотел танцевать с другой партнёршей. Так и не пришлось нам выступить с этим танцем. После восьмого он часто провожал меня после уроков до дома, и нам вслед кричали малыши: «Тили—тили тесто, жених и невеста».

По окончании девятого, в летние каникулярные дни, он приглашал часто на свидания, и мы, взявшись за руки, гуляли по тенистым аллеям парка, мечтали о том, что будем учиться в одном институте, строили планы на будущее.

Я вспомнила встречу. Тихий тёплый вечер, спокойная музыка, доносившаяся с танцплощадки. Мы сидим на скамейке в парке и обсуждаем предстоящие выпускные экзамены. Неожиданно он коснулся своими губами моего уха и прошептал:

– Я люблю тебя и хочу, чтобы ты помнила об этом всегда.

Тогда мы впервые поцеловались. В тот вечер мы долго гуляли, и нам не хотелось расставаться. А на выпускном школьном вечере, когда зазвучала мелодия танго, мы невольно протянули друг к другу руки, желая покорить окружающих своими танцевальными способностями.

После начала танца кто-то неожиданно крикнул в микрофон: «Танцы с хлопушками!» Тогда это было модно. Через минуту меня «отхлопал» молодой двадцатишестилетний лейтенант – брат одной из наших выпускниц, приехавший в отпуск. Володе ничего не оставалось делать, как «отхлопать» девушку у другого парня.

Наши планы поступать вместе в один институт рушились: виною были серьёзные обстоятельства.

– Москву, дочка, я не потяну, – объясняла мне мать. – У Володи папа с мамой. А я одна. Поедешь в Смоленск: там моя сестра живёт, она тебе будет помогать.

В нашу последнюю встречу, Володя обещал писать на мамин адрес, а потом, надеялся получить мой новый.

Он поступил в Московский медицинский институт, а я – в Смоленский, где к моему большому удивлению служил Виктор, тот молодой лейтенант.

Прошёл год, а я не получила от Володи ни одной весточки. Зато Виктор ухаживал красиво и настойчиво.

– Ну, что? Что Володя, – вразумляла меня мама, – ему учиться ещё невесть сколько. Да и в разлуке вы станете другими. И детская влюблённость пройдёт. А Виктор – это надёжный тыл: и взрослый, и серьёзный, перспективный, жильём обеспечен. Самое главное – любит тебя.

– Мам, а Володя не присылал мне писем, записок, не передавал приветов? – выспрашивала я у матери, прерывая её речи.

В ответ она молча укоризненно смотрела на меня.

Против Виктора я ничего не имела: его настойчивость мне нравилась, его надёжность чувствовала. Через год, после первого курса вышла за него замуж и продолжала учиться в институте.

А несколько лет спустя, приехав к матери с двумя маленькими детьми, мне захотелось перебрать свои книги, которые я собирала всю свою школьную жизнь. Неожиданно на одной из полок книжного шкафа обнаружила свёрток. Подумала, что это старые школьные или студенческие записи и за ненужностью хотела выбросить. Но решила всё-таки посмотреть – что там.

«О, Боже! – замерло моё сердце: это были письма Володи. – Ах, мама, мама!» – укоризненно прошептала я вслух.

Уложив детей спать, я всю ночь перечитывала Володины послания и плакала. Увидев свет от ночной лампы, мать заглянула в комнату. Взяв с пола листок, упавший с кровати, тяжело вздохнула.

– Прости меня, дочка. Я-то, дура старая, никак не могла вспомнить, куда сунула этот злополучный свёрток. Всё равно я права: ты по жизни катаешься, как сыр в масле.

– Ах, мама, мама, – всхлипнула я, отвернувшись к стене…

– Прошу, прошу в столовую за праздничный стол, – по-хозяйски предложила Вера Павловна.

С Володей мы сели рядом. Я чувствовала его плечо: мне было уютно и спокойно. Будто и не было этих сорока лет. За столом шумно и весело вспоминали школьные годы.

– А помните, как мы всем классом убежали с уроков труда и потом прыгали с крыши мастерской в сугроб?

– Толик, помнишь, как ты что-то нюхнул из пробирки, пока нёс препараты на урок химии и у тебя распух нос?

– А помните, как в турпоходе дежурные по кухне Николай с Людмилой без каши нас оставили?

– Наш школьный хор, нашу художественную самодеятельность помните? Помните, как на санях, по скрипучему снежку, под звёздным небом ездили в сёла показывать свои таланты, а директор школы читал перед концертами лекции для колхозников?

– Школьную кролиководческую ферму помните?

– Как кормили и поили ушастиков наших?

– Как сажали аллею из акаций?

– И школьный сад!…

– А ты, Светик, помнишь наши прогулки и свидания? – коснувшись губами моего уха, прошептал Володя.

Я повернула к нему голову и встретила печальный взгляд. Вместо ответа «да» я едва кивнула.

– Почему же ты не ответила ни на одно моё письмо? – всё также тихо шептал мне Володя.

– Твои письма прочитала только через пять лет после нашей разлуки, – ответила я тихо.

Володя на мгновение закрыл глаза. Его лицо выражало страдание. Мне тоже стало больно в груди.

– Ты прости мою маму, Володя, – продолжала я. – Тогда мне и самой показалось, что наши юношеские обещания неприемлемы во взрослой жизни. Не прочитав вовремя ни одного твоего послания, я старалась не вспоминать тебя и не расспрашивала о тебе. Кроме того, что ты знаменитый хирург, я ничего не знаю.

– Зато я тебя никогда не забывал и всё о тебе знаю, – сказал он, сопровождая свой ответ таким пронзительным взглядом, что я покраснела от чувства собственной вины.