Елена Батмазова - Останкинские сезоны

Чтобы зрители не скучали, корреспонденты развлекали их, как могли: тексты писали забавные, сюжеты снимали с подвывертом – так, что даже обыкновенная щетка для обуви становилась предметом небезынтересным, например, визуально сопоставлялась с собакой породы скотч-терьер. Руководство «Авоськи» прекрасно осознавало, что особенности разных видов щетины интересны далеко не всем, а вот если щетку «оживить», и заставить скотч-терьера носиться с ней в зубах, и зритель вдруг увидит, как они похожи – скотч-терьер и обувная щетка… Правда, подобные манипуляции предметами считались рядовым вариантом съемок. Бывали полотна куда более масштабные – шоу для зрителя. Прочность, скажем, разных марок линолеума испытывали так: настилали на плацу, и неделю рота солдат маршировала по образцам. После чего линолеум сдавали на экспертизу, дабы определить самый прочный.

Работа корреспондентов была адской. С раннего утра они звонили экспертам, писали и озвучивали тексты, снимали постановки, редакция пустела только к часу ночи.

– А кто обещал, что будет легко? – говорил в утешение шеф-редактор Гена Самчук. – Выходим каждый день, по три сюжета в программе, значит, надо работать. О`кей?

Самчук очень любил, когда все работали. Корреспондент, который после сумасшедшего дня релаксировал, откинувшись на спинку стула, вызывал у него живейший интерес. Всякий раз, направляясь из своего начальственного закутка к принтеру, он проходил мимо бездыханного сотрудника и предлагал ему сдать подводку для ведущего, перечитать текст, обсудить новые темы, позвонить в какой-нибудь НИИ, в конце концов, оторвать свой зад от стула и сделать хоть что-нибудь. Например, договориться о съемке на завтра, поскольку освободилась дополнительная камера. Самчука совершенно не смущало, если на часах уже было десять вечера.

– Еще не поздно договориться, вся ночь впереди. Ясный перец, что все закрыто, значит, надо звонить специалистам домой. Да кто спит, кто может спать, когда у нас камера виснет? Разбудим! Могу дать телефон одной шалашовки из Минздрава.

Женщин, особенно симпатичных, Гена Самчук почему-то звал шалашовками, а когда «Авоська» привлекла для съемок девушек-моделей, в его лексиконе появилась и «шалашовочная мамка» – директриса модельного агентства.

Геннадий Самчук был бледный редковолосый мужчина, с цепкими глазками и скептической усмешкой, которая, словно хроническое заболевание, всегда была при нем. Он от рождения усвоил, что люди – по большому счету сволочи и основной смысл их жизни – водить ближнего за нос, поэтому доверять никому и никогда нельзя, и уж он-то на этом ни за что не попадется. Работа в «Авоське» только усугубила ядовитую усмешку шеф-редактора, поскольку сволочей среди героев программы действительно хватало. Выглядел Самчук довольно запущенно, несмотря на наличие жены, с которой был в неплохих отношениях, одевался небрежно, потасканно и, по воспоминаниям Максима Панцова, «пах кошками». Рыночные джинсы, мятая футболка с короткими рукавами – всегдашний рабочий наряд Самчука, вызывал у Лизы Дубковой недоумение. Ей казалось, что такая одежда не подобает шеф-редактору популярной программы и никак не соответствует величине его заработка, о которой Лиза могла только догадываться. Однако Гена придерживался иного мнения и вовсе не собирался выставлять напоказ свои доходы, являя собой безупречный образец непритязательности и скромного достатка. Тем не менее, однажды нашелся человек, который выразил свои сомнения вслух. Газетчик, писавший об «Авоське» статью, впервые увидев Самчука, проницательно сощурился, ткнул пальцем в его обнаженную волосатую руку и произнес:

– Ага! Часы!

– Что такое? – насторожился Гена.

– Часики – из бутика? Вы какую фирму предпочитаете – «Ролекс», «Чопард», «Патек Филипп»?

– Я – что попроще, – сдержанно ответил Самчук. Часы были куплены на ближайшей к дому барахолке, за их благородное происхождение волноваться не приходилось, но вопрос разбудил в шеф-редакторе смутное беспокойство. От часов коллега перешел к разглядыванию фальшивого лейбла «Пьер Карден» на Гениных джинсах, и приподнятые его брови Гене совершенно не понравились. По этой причине дотошного журналиста вскоре выпроводили с минимумом информации, а Самчук с облегчением рассказал о том, какие же смешные деньги он заплатил за свой жалкий гардероб и аксессуары. Максим Панцов, которого несмотря на усердную работу не брали в штат и которому в те времена не хватало денег даже на презервативы, сдавленно крякнул, и глядя Гене в глаза, произнес злую и туманную фразу:

– Ну, ни хрена себе…

Гену Самчука корреспонденты подозревали в нехороших вещах. Потенциал «Авоськи» в части получения прибыли был неисчерпаем, не проходило и дня без предложений запустить «джинсу» и продвинуть на рынок какие-нибудь сковородки с антипригарным покрытием, за что сулили немалые деньги. В «Авоське», конечно, гордились своей неприступностью, однако нет-нет, да и текли слюнки от тех несказанных возможностей, которые, увы, проплывали мимо. И, хотя Гена изо всех сил олицетворял собой борца с рекламой, коллеги – тоже не лыком шитые – нутром чувствовали подвох. Например, когда шеф-редактор слишком уж настойчиво рекомендовал определенного эксперта из определенной фирмы. По какой схеме он может прокручивать свои темные делишки и прокручивает ли вообще в условиях тотального контроля со стороны рекламной службы телекомпании, никто достоверно сказать не мог. Но тот факт, что Самчук постоянно что-то обмывает – новую квартиру, машину или дачу – тоже нельзя было вот так просто вычеркнуть из общественного сознания.

Антона Вительса, первого руководителя «Авоськи», никто ни в чем не подозревал, поскольку странно подозревать в пристрастии к земным благам человека не от мира сего. Вительс носил волосы до плеч, растянутые свитера богемного вида, был задумчив и очень умен. Правда, ум этот был странного свойства – своей необычайной педантичностью и въедливостью он заставлял страдать корреспондентов, режиссеров, ассистентов и даже иногда Самчука. Исподтишка Вительса уважали, однако то, что он маньяк скрыть было невозможно никоим образом. Окружающую действительность он скрупулезно членил на графы и столбцы, вел строгий подсчет тех или иных характеристик и только на основе подробного анализа делал выводы. Предложение Вительса «составить таблицу» звучало применительно к любому сюжету, который предлагался корреспондентами.

– Надо составить таблицу, – сказал он Елизавете Дубковой, несколько месяцев назад прибывшей в столицу из Нижегородской области. Речь шла о банальном полиэтиленовом пакете, который почему-то приглянулся Вительсу в качестве темы сюжета. (К тому моменту «Авоська» уже рассказала обо всех вещах, которые только были на свете, и пошла по второму кругу, не гнушаясь мелочевкой).