Александр Войлошников - Сборник. Книга 1. Роман «Седой» и другие избранные произведения

К стыду человечества, рабы были во все времена. И в древнем мире и в средние века, даже в новой истории. Но! – во все времена рабов, хотя бы отбросами, но кормили. Понимали: голодный раб не выгоден и опасен: плохо работает и зол!! Поучились бы рабовладельцы прошлого у коммунистов, которые советских рабов не только не кормят, а отбирают даже ту еду, которую рабы с трудом и риском для жизни собирают тайком в полях и лесах и прячут для спасения своих детей! Повезло советскому начальству с российским народом, который по-скотски покорен и всеяден! Ни одна скотина не выживет на тех харчах, на которых выживает раб российский! Но удивляет меня «прозорливость» Партии, которая распевая песенку «Если завтра война», рассчитывает, что замордованные рабы, «если завтра война», защитят Советскую власть!! Никогда в истории человечества рабы не защищали ненавистных тиранов! Мне кажется странным такой идиотизм Партии. Ведь, крестьяне не имеют паспортов, они юридически и не граждане СССР! На фиг нужно им защищать чужую для них страну, где живёт и господствует большевицкая мразь, отбирающая у них еду! Ну, ладно, русские крестьяне – скот бессловесный и безмозглый, – пойдут они на убой, неизвестно зачем и за кого. Но, кроме крестьян, есть казаки! Такие, как ты, Тарас: гордые, храбрые, – потомственные бунтари! Люди! а не скот безмозглый!

Но больше всего удивляет не только меня – бурная деятельности НКВД. Мне кажется, что служит эта контора какому-то изобретательному врагу Советской власти, который избирательно уничтожает миллионы самых нужных и преданных Советской власти людей, оставляя в живых опасных врагов, таких, как мы с тобой, Тарас. А ещё таких убийц садистов, как Хряп. Эти-то нелюди нахрена соввласти? Только для службы в НКВД? Мало того, это учреждение превращает в своих врагов не только людей, прежде лояльных, каким я был, но, даже, героев гражданской войны! Это мы видели в зоне. Ведь политические многое поняли, и если выживут они… А как ты выжил, Тарас? Ведь, столько лет зону топчешь!

– На усе Божья воля, – пожимает крутыми плечами Тарас. – Не раз з малого числа счастливчиков оставався живым я, как самый могутний. От був у мэни случай летом тридцать шостохо… на Волге, пидля Сталинграда… там ще одну комсомольску стройку змараковалы – канал Волга – Дон. Ну, зараз комсомольска стройка, то з усих лагерей зеков на баржах навезлы. Тильке зачалы мы зону ставить, зараз иншая команда: «Отставить!» Значит, усих зеков – вертать обратно…

А шоб убрать то, шо понагородылы, – отобрали чоловик двадцать – самых могутних. Ить со многих лагпунктов посылали на нову стройку тих, шо «на те, Боже, шо мэни нэ гоже» – самих доходяг. Ось остатних, чуток не тышшу, загналы в баржи та буксирами повезлы у низ по матушке по Волге. А мы ще мисяц разбиралы то, шо за пивмисяца гамузом нагородилы. А писля и нас у баржу и тэж у низ по ричицы! Ну, маракуемо, шо щас устринимось з тими, з кем пид Сталинградом працевали.

Завезлы нас за якысь острова. Бачим, – понатуре повдоль острова ти самы баржи стоять с позадраенными люками – живых у циих баржах вже не було. Мабудь – шоб не кормить, раз зеки остались ненадобны… Но колы зеков в России – сколь хошь, а баржи – госимущество, то ось нас и привезлы, шоб ти баржи чистить от мертвяков. Построили нас и кажеть нам начальник, шо хто у трюме буде працевать, тому ударный паёк, два премблюда, и зачет: за кажин день – три! Мне-то ции зачёты – як зайцу триппер: у меня ж бессрочка. От и пийшов зараз у трюм урка из китов мокрушных, выпендриться шоб. Ще и размовляеть:

– Шо до мэни ции жмурики, я из вас жмуриков наробыть можу скильке надо…

А через пяток хвылин ций кит, глядь, выныриваеть из трюма! А в руках у ёго – голова чоловичья обглодана, и нога со следами зубов… Стоить цей кит, та башкой мотаеть:

– Хоть шо роби, начальник, нэ можу туда бильше!

Остатние – тэж скисли. Шо тут робыть, перекрестився я та пишов у низ, потому шо бильше некому идтить було. Ось, шо я побачив у трюме – це никому нэ скажу. Нэ злякаюсь я ни якой смэрти – усякую смерть бачив, но таку – нэ приведи Господь! Ить воны, зеки, обезумев, илы друг друга заживо и кровь пили из живых во тьме кромешной… Господи, прости их! Рази то – людоедство!?? Ить то, шо воны пережилы – дуже сверх тохо, шо людына можеть…

– Ну, зверьё чекистское… и как их земля носит!?… – крутит головой Седой. – Поистине: «Бесчеловечен человек!», – вещал в семнадцатом веке Аввакум…

– Ты, Седой, к советской жизни, не привык, а ты, Тарас, отвык, – неожиданно встревает Вася, – Никакого злодейства с баржами не было! Просто, обыкновенное советское головотяпство! Мы же видим, как зерно, цемент, – всё, что нельзя хранить под дождём, – лежит на станциях. А то и в открытых вагонах на путях стоит, а те пути – уже ржавые!

Так и зеков привезли, а выгрузить забыли. Или получателя на месте не было – груз принять. Был бы груз срочный или ценный… А то – зеки! Этого добра в СССР – навалом! Как писал Горький: «В России народу, как песка – не вычерпать!» Главное, блин горелый, чтобы побега не было – со списком сошлось. А в каком виде доставят: в живом или не очень – разве это важно? Жмуриков возить удобнее: есть не просят, и не сбегают. Это – советская логика! К ней не привыкнешь – подохнешь, а не подохнешь – привыкнешь!

– И это – русские люди?? – восклицает Седой.

– Русские кончились, остались советские! – берите, что осталось, а то и тех не будет! – шутит Вася подражая совторговле.

– Ось, таку советску людыну вбить не грех… – мрачно басит Тарас.

– Что-то, Тарас, не стыкуется это с твоей верой, где сказано: «возлюби ближнего», – подначивает Вася.

– А я можу возлюбить не токо ближнего, а и враха своего, колы цей ворог людына. А як же ж советску людыну аль чекиста возлюбить, колы вин не людына, а тварь богопротивна? Вбить таку тварь – Святое Дело! – возражает Тарас.

– Ты, Тарас, не зря на свете пожил… – с завистью говорит Седой. – От скольких чекистов ты землю очистил?

– А помнишь, Тарас, гопника – пахана из «друзей народа», – который перед нами – «контрой», выпендриться захотел, дескать, он-то, блин горелый, – настоящий советский человек? – напоминает Вася. – У него и заточка в рукаве была! Не стал ты его бить, – поймал «в ключ», за шейку, и мотанул… у него шейные позвоночки хряпнулись! А потом, как в песенке: «Он лежит и еле дышит, ручкой-ножкой не колышит… сдо-о-ох!!» Ни одной царапинки, а лежит гопник и ни гу-гушечки, как новорожденный: только глазками моргает… вот смеху-то было! Фантастика, блин горелый: «Голова профессора Доуэля»! И никто из блатарей Тараса не заложил!.. Все подтвердили: «так и было!»

– Да! Есть у воров понятия о чести и справедливости… в отличие от советских людей, которые от подлой трусости уж и на людей-то не похожи… – раздумчиво говорит Седой. – И жалею об одном: сам ни одно Святое Дело не совершил, ни одного чекиста не порешил. Я – русский офицер! – а в гражданскую за чужими спинами отсиделся, за народ русский не заступился. Правильно за то Бог меня покарал…