Татьяна Ильдимирова - Нежность. Сборник рассказов

Вы так и не пришли в свою постель. Не знаю, где Вы провели остаток ночи. Когда я проснулась, стояла мертвая утренняя тишина, было холодно даже под одеялом, сквозь оконные щели сквозили струйки противного серого тумана; в комнате я была одна. Я чувствовала себя разбитой и помятой, будто и часа не спала. На стуле комком валялся Ваш свитер. Я прижала его к груди, ткнулась щекой в его колючую темно-синюю шерсть и с ним в обнимку легла в постель, тщетно пытаясь уловить Ваш запах – от свитера пахло только стиральным порошком.

Я аккуратно прикрыла дверь и пошла умываться. Часы в холле показывали половину шестого, и в коридоре было так тихо, словно кроме меня на турбазе ни души. Из зеркала искоса поглядывала на меня барышня бледная, лохматая, с опухшими глазами, красивая ли? – да ничуть. Я прислонилась к кафельной стене и быстро, в несколько всхлипов, выплакала в ладони ночное свое счастье и невесть откуда возникшее одиночество. Тем утром я не хотела Вас видеть.

***

Тогда я заболела и две недели провела дома с осипшим горлом. Было больно даже шептать. Дома я изнывала от скуки, читала все подряд и много спала. По вечерам я набирала Ваш номер, найденный в телефонном справочнике, глубоко вдыхала Ваше «Алло» и немедленно клала трубку.

Трижды в неделю я ходила на процедуры в поликлинику, и однажды вместо этого я поехала к Вашему дому. Было морозное февральское утро, мерзкое и заиндевевшее. Я сидела на утопленной в снегу детской площадке, расчистив край скамейки, лицо прятала за шарфом, давилась кашлем и пыталась догадаться, какие из окон Ваши. Я не надеялась увидеть Вас, мне достаточно было смотреть на Ваш дом, чтобы внутри стало щекотно и захотелось возвращаться вприпрыжку.

Вы улыбаетесь? Или Вам противно вспоминать обо мне?

Я еще несколько раз приезжала к Вашему дому, и однажды мне повезло. Я сидела на своем обычном месте, когда дверь подъезда отворилась. Сначала оттуда проковылял толстый кокер-спаниель, а потом появились Вы. Спаниель был ленив и медлителен, вероятно, от старости: сделав на газоне свои дела и обнюхав дерево, он уселся перед Вами и всем своим видом давал понять, что прогулка окончена. Такой славный пес! Мне было охота его погладить.

О чем еще Вам рассказать? Как однажды Вы пошли с нашим классом в театр? Мы смотрели тогда «Трех сестер», по программе, Вы сидели между мной и Инной Максимовной. В первом же акте я случайно положила свою руку на Вашу – Вы убрали руку почти сразу, но в этом секундном «не сразу» уместилась моя робкая, дрожащая надежда на ответное тепло и мимолетную ласку. Сидеть рядом с Вами было невыносимо, и после антракта я поменялась местами с Санькой.

Я перебираю воспоминания, словно заново собираю лопнувшие бусы, и каждая бусинка в моей руке – теплая.

Бусинка – лабораторная по химии: Вы стоите у меня за спиной и смотрите, как мы с Санькой пытаемся получить в пробирке розовую жидкость.

Бусинка – на перемене Вы ловите меня за рукав и, улыбаясь, говорите: «Лариса! У вас на щеке следы от ручки!»

Бусинка – на школьной дискотеке я, осмелившись, приглашаю Вас на медленный танец. Мы танцуем на безопасном расстоянии, как подобает учителю и ученице: моя рука на Вашем плече, Ваша – у меня на спине. « Oh you’d better stop before you tear me all apart….». Мы разговаривали, но о чем – не помню, весь танец я вся была там, где лежала Ваша рука, и мечтала навсегда запомнить Ваши прикосновения, законсервировать их, чтобы в грустную минуту глаза закрыть и погрузиться в то медовое предвкушение, шелковые весенние дни, скользящие между пальцами.

Бусинка – из окна класса я смотрю, как Вы идете к воротам, становясь все меньше и меньше.

Бесценно.

Виталий Алексеевич, дорогой мой человек, родной, хороший, удивительный, я не знаю, как можно сказать «я больше не люблю». Вот что я знаю точно – там, где любилось, не леденеет, и пусть не рвется больше и не горит, но рано или поздно остается главное – теплота, тихая нежность, грустная радость от былого.

***

Однажды настал день, в котором я спросила у Вас: «А вот если бы Вы не были моим учителем, могли бы мы тогда дружить?»

Помните, как это было? Мы вместе вышли из библиотеки, где встретились случайно, и брели через сквер, а за нами гналась воздушная, птичья весна. В воздухе акварельно пахло тюльпанами, талой водой и влажными камнями. Остатки серо-голубого снега расползались под ногами жидкой кашей. Во всем сквере мы были одни.

– Слышала такую поговорку, – назидательно ответили Вы мне, – кабы бабушка не бабушкой была, то была бы дедушкой?

– Вот когда я закончу школу…, – начала было я, но Вы оборвали меня, взяв за запястье:

– Стоп. Только не надо ничего загадывать. Тут завтра не знаешь, что будет.

Мне не понравилось, как Вы говорили – осторожно, словно ватой оборачивая каждое слово.

– Скажите мне, Виталий Алексеевич, только честно: я Вам нравлюсь?

– Лариса! – Вы покраснели. – Такой разговор сейчас неуместен. Да и вообще неуместен!

– Можете ответить честно? Один только раз! Я никогда больше Вас об этом не спрошу!

– Лариса, я думаю, нам не надо общаться помимо уроков. Понимаете, такое иногда случается. Вы девушка милая, ранимая, очаровательная, но вы должны понимать! Вот как мне вам объяснить?

– Я понимаю. Вы… я бы для Вас… я бы всё!

Вы отчаянно схватили меня за плечи и с силой прижали к себе:

– Хватит. Всё. Поговорили и будет. Не плачьте. Ненавижу, когда девушки плачут. Не надо. Тихо, тихо. Идите домой, хорошо?

Я вовсе и не плакала. В тот момент мне не было больно. Я упиралась локтями Вам в грудь и в который раз представляла себе давно придуманную параллельную реальность, в которой я уже учусь на первом курсе, мы живем вместе, Вы ходите по квартире в трусах, я жарю оладьи субботним утром и выгуливаю Вашего толстого пса, мы играем в теннис, вместе ходим в бассейн, летом ездим на шашлыки, по вечерам я готовлюсь к семинарам или пишу курсовую, а потом мы валяемся в кровати и смотрим фильмы. Где-то там Вы целуете меня перед уходом на работу. Я прижималась к Вам и чувствовала себя взрослой, красивой, изящной – такой, какой еще не была, но – буду, я доподлинно знала, что буду.

– Можно, я один раз только? – спросила я шепотом.

Кажется, Вы не услышали меня, а я обеими руками обхватила Вас за шею и поцеловала – Вы увернулись – в левый уголок губ.

В сквере стало еще тише. Вы выпустили меня и растерянно погладили по голове, как ребенка:

– Не надо было.

– Простите!

– Да ничего. Хватит. Хватит. Давайте по домам, хорошо? Вы все поняли. Вы же умная девушка.

– Простите, – еще раз сказала я, глядя под ноги. Ботинки, забрызганные весенней грязью, на левой ноге колготки пустили тонкую, как шрам, стрелку. Надо домой, писать реферат. В понедельник сдавать. Еще химия и сочинение. Постараться не думать, не помнить, твердила я себе.