Роман Романски - Легкость взаимного молчания

Кружева дня из моих шагов, фраз и мыслей привели меня к квартире спокойствия и тишины, и теперь Аня уже открыла дверь. Она встретила меня, улыбнувшись лишь уголками глаз и губ. И этого было так много. Лишь этого было уже так много.

На мне были серые укороченные брюки и утепленный пиджак, и я чувствовал себя голым. Как только дверь квартиры спокойствия и тишины исчезла за моей спиной, меня окутала полутень прихожей и Анин силуэт. Анин взгляд меня раздевал. Раздевал, как раздевает мама ребенка, пришедшего с прогулки в грязной одежде. Хотя одежда на мне была чистой, она все равно сползала с меня, заботливо избавляя от грязи людской суеты огромного города. «Я дома» – подумал я.

Я хотел было сделать шаг вглубь полутьмы, но вдруг обратил внимание на Анин живот. Он был значительно больше, чем обычно, но при этом не был огромным. Я оцепенел в недоумении, стал вспоминать, как давно я не видел Аню, а я точно не помнил этого: день, два, неделя, месяц. Все кружева моих дней побежали в обратном направлении, желая вернуться к той моей Ане, которую я видел до моей сегодняшней. Оказалось, она находилась на расстоянии шести дней в прошлом от этого момента. Она мне тогда сказала «пока» отвернувшись, затем повернулась вновь и сказала… и сказала…

– Я скучала! – сказала сегодняшняя Аня.

Мне показался смешным тот факт, что человек может перебить сам себя из шестидневного прошлого.

– Возможно, ты голоден? – продолжала Аня.

«Как много общего между вами, тобой из прошлого и тобой из настоящего. Ты совсем не изменилась, как и я за эти шесть дней. Все в порядке!»

В этот момент из-под Аниной кофты выпала небольшая подушка – тот самый живот, который меня смутил. Я, растекшись в улыбке, протек из коридора на кухню, абсолютно голый и защищенный, что зачастую противоречит друг другу, но только не в этом случае, только не в этот момент, что был сложен чередой событий нашей жизни в мозаичное полотно.

– Я люблю тебя! -…

Мы сидели на кухне и пили кофе. Его аромат струйкой долетал до наших носов, а затем, посредством диффузии, окутывал все пространство квартиры. Это был любимый аромат и у нас еще оставалось немного времени для того, чтобы насладиться вкусным запахом, пока мы к нему не привыкли и не перестали ощущать так сильно. Аня рассказывала о своих днях, проведенных без меня. Она много жестикулировала, меняла интонацию, смеялась, ее голос сменял звонкую речь на шепот, а затем обратно – она не говорила, а играла музыку. Иногда я терял нить рассказа и просто наслаждался Аниной музыкой. Мне было приятно от одного присутствия этой женщины рядом со мной. Если захотеть, можно услышать шум прибоя. И пение птиц, которых никогда не видел. Под огромным деревом можно ощутить себя ребенком, слушающим перебирание ветром колосьев поля. А рядом с ногой вдруг прыгнул кузнечик, и трава слегка прошуршала. Буквально через несколько секунд кузнечик прыгнул снова, ударился об мою ногу и упал в траву. И это были особенные звуки, ни на какие другие не похожие. И вдруг картинка поменялась, как поменялись и звуки. Мне шесть лет. Рядом со мной моя бабушка, которая держит меня за руку. Мы стоим перед висячим мостом в деревне. Она боится идти. Я выдергиваю свою руку со звуком скользящей кожи из ее ладони и, высоко поднимая ноги, начинаю бежать по мосту. Мои босоножки громко соударяются с деревянным настилом моста, при этом мост начинает раскачиваться в разные стороны, подстраиваясь амплитудой под мой бег. Его металлические прутья, на которых он держится, начали скрипеть с моим первым шагом. Где-то закричал петух. А мост все громче и громче скрипит, его скрип становится неестественно резким. Я остановился, не добежав чуть-чуть до другого берега, и обернулся посмотреть, где бабушка. Ветер ударил по моим ушам с невероятной силой, словно делая это специально, пытаясь мне что-то сказать. Затем ветер ударил по деревянному настилу моста и едва различимый звук долетел до меня, а может мне это послышалось, уж больно тонок звук прикосновения ветра о доски. Бабушка оставалась стоять на прежнем месте, она не сделала ни шага, ее голос выражал тревогу. Я не слышал, что она говорит, но это точно была тревога. Остатки ее слов летели с попутным ветром в мою сторону и, ударяясь о мои уши, почти не задерживались в ушных раковинах. Я посмотрел на небо: собирался пойти дождь. Просинь затягивалась тучами с невероятной скоростью, они словно участвовали в соревнованиях по бегу, сливаясь в одну большую тучу. За моей спиной, неожиданно, послышался баян. Я обернулся к берегу, к которому не так давно бежал. Я не видел баяниста, только слышал его веселую мелодию, которая вдруг дополнилась звуками перелива вод реки. До этого момента музыка воды не доносилась до меня, словно ее вовсе не было, но теперь она журчала игриво, перебирая небольшие камни на берегу, что были подо мной, ниже метра на два. Тучи продолжали набегать с большой быстротой, за несколько секунд поглотив всю небесную синеву. Послышался раскат грома, чуть поодаль, затем еще ближе и громче, и очередной раскат должен был ударить сильно, потому как молния коснулась земли не так далеко в поле. Я приготовился услышать мощный удар, напрягся. Первые глухие, робкие звуки грома уже донеслись до меня, и его продолжением стал раскатистый, веселый Анин смех.

– Ты что, закрыл глаза? – сквозь смех спросила Аня.

Я открыл глаза и улыбнулся.

– Я немного устал. Прости меня.

Аня продолжала смеяться. Ее ладонь скользнула по волосам и сползла на щеку, став опорой для головы на столе. Ее вторая ладонь прикоснулась к моей щеке.

– Поспи немного на диване, пока я схожу в магазин. Или, если хочешь, я могу разобрать кровать?

Я лежал на диване, проваливаясь в сон. Мои мысли и зарисовки из дня завертелись калейдоскопом. Я еще около минуты чувствовал подергивание своей ноги, но в один момент все исчезло на целый час.

Я всегда любил просыпаться в Аниной квартире, когда ее хозяйки нет дома. Пустынные комнаты чаруют атмосферой остывшей жизни. Жизни, что обязательно вернется позже, но в эти моменты, без нее, квартира превращалась в музей. Можно было, не отвлекаясь ни на что, изучить быт человека, прохаживаясь по комнатам и разглядывая интерьер. Это как оказаться в Лувре или Эрмитаже ночью, когда нет посетителей. Точно не знаю, есть ли в музеях охранники, которые патрулируют коридоры с большими фонарями. Во всяком случае, их показывают в кино. В моей интерпретации эти самые охранники превратились в аквариумных рыбок, что, в отличие от ночных музейных охранников, ведут себя более пассивно и незаметно и даже не подозревают, что руки, которые их кормят, сейчас находятся далеко. Я подошел к аквариуму и высыпал корм на поверхность воды.