Андрей Фокша - Серебряный стрелец

Я встаю в очередь за конфетами в прозрачной обертке с синей тесемкой, чтобы преподнести их Ане. Если уж что-то покупать, то дорогое и качественное. Сам бы я обошелся ирисками в первой же кондитерской. Близился мой черед расставаться с измятыми в кармане бумажками, как вдруг передо мной в цепочку вклинилась девушка в черном платке и кашемировой юбке. Я было открыл рот, чтобы возмутиться, но она непринужденно посмотрела в упор, улыбнулась и с легкостью произнесла: «У вас очень красивые глаза». Это выбило меня из колеи, так что мне расхотелось ругаться. Ни приветствия – ничего. Я смутился, немного покраснев, и промолчал, подумав в очередной раз, насколько сильно отличается культура общения в этом городе. Самое главное, даже не столько эта разница, сколько простота и непосредственность, с которой все происходит.

С кульком сладостей в руках я бодро зашагал в сторону Лиговского проспекта, который упирался в Триумфальную арку. Город-герой часто напоминал, что ему пришлось пережить в годы Второй мировой войны, когда нацистская Германия несколько лет осаждала Ленинград. На ум приходили слова «честь», «достоинство», «отвага», «жертва». Если бы люди только знали тогда, во что превратится сегодня жизнь. Не за это они сражались. С горечью теперь ветераны глядят на нас, на дорогие импортные автомобили, на государство, на воровство, на убийства, на современную молодежь, растущую в эпоху жесткости и безнравственности. Мы изувечили все то, чем гордились. Пали нерушимые идеалы. Кто в наши дни пошел бы на войну? Большинство бы сбежало от нее, как от проказы, но мне хочется верить, что остались единицы, которые будут защищать свободу, наши семьи, чтобы начать все сначала. Они смогут объяснить своим детям истинное значение тех слов, дадут почувствовать, что такое равенство и братство, окунут их в мир, где нет преступлений и насилия, а есть доброта и понимание, труд и заслуги, справедливость и понимание, человечность и взаимопомощь. Возможно, сейчас это звучит как утопия, а у нас есть лишь настоящее. Нужно приспосабливаться, привыкать, учиться выживать в условиях естественного отбора и находить что-то хорошее в плохом. Война еще непременно разразится – слишком много грязи скопилось, и ее надо смывать. Смывать кровью. И в конце концов настанет новый виток истории с другими жизнями, проблемами и радостями.

Мои рассуждения бесцеремонно прервало изображение аппетитной тарелки с супом, прилепленное на одном из ветхих домов. Половина Лиговского проспекта осталась позади. Я поднялся на второй этаж студенческой столовой, за столиками которой сидели школьники, солдаты и бродяги. Я взял холодный борщ, картошку-пюре с тефтелями, салат с неизвестными ингредиентами, четыре куска хлеба, компот и одну бесплатную салфетку. Каждая последующая стоила бы денег. Плачý в кассу и усаживаюсь у окна. Обед выдался на славу и удивительно дешево обошелся. Аню, конечно, не следует сюда приводить, но я запоминаю ориентиры, чтобы в следующий раз легко найти дорогу. Ветер усиливался, и я надел вязаную шапку из рюкзака, которая забавно надулась на голове, расправив маленькие рожки от складок по бокам.

Мы условились встретиться у Казанского собора в шесть вечера, пока еще не стемнело. Я крадучись подошел к маленькой площади за пятнадцать минут до назначенного времени. Обычно я всегда опаздывал, но в этот раз изменил себе и заранее все спланировал. Изо рта у меня плохо пахло, так как зубы чистить было особенно негде, а курил я как паровоз. Рядом со мной стоял парень лет шестнадцати, у которого я и позаимствовал жевательную резинку. Он очень удивился моей просьбе, но быстро все понял.

Повернувшись к турникетам, я увидел Аню. Она выглядела точь-в-точь, как вчера, только как будто еще больше похорошела за сутки. Глаза ее сияли. В них отражался весь мир: и молодость, и отчаяние, и бессонные ночи, и мудрость. Все померкло рядом с ней, а мысли развеялись.

– Привет. Хорошо, что ты пришел, Робби

– По-другому и быть не могло. Это тебе, – я протянул ей пакет с конфетами.

– Спасибо. Пойдем прогуляемся и вместе их скушаем. Погода замечательная.

– Я кивнул.

– Как ты устроился?

– Снял номер в гостинице в спальном районе, – солгал я.

– Как она называется?

– Я не приметил названия. Там очень уютно, а из окна открывается потрясающий вид. Излишества мне не нужны… зато есть все удобства.

Придумывать получалось на ходу. Зачем я врал? Это получалось само собой. И кроме того, не мог же я сказать, что спал на вокзале.

– Ты любишь путешествовать? Ты говорил, что бывал во многих странах.

– Я сдвинул брови и усердно пытался вспомнить, что же я тогда наплел.

– Да обо всем и не расскажешь.

– Вокруг света?

– Не то чтобы… – корабль снова понесло по волнам в море фантазии. – В Сингапуре, Таиланде, Франции, Испании.

Я стал описывать разные города и достопримечательности, людей и их нравы, автомобили и мотоциклы, голубые лагуны и скалистые бухты. О многих странах я прочитал в книгах, а что-то поведал мне Артур, побывавший в юности на соревнованиях за границей.

Аня слушала с благоговением и неподдельным интересом, перебивая очередную историю вопросами. Мне нравилось, что она полностью погружается в эту сказку, отдаваясь ей до самых кончиков пальцев. По изгибу ее шеи пробегали мурашки, и кожа становилась похожа на гусиную, когда пираты у берегов Сингапура захватывали судно и брали пленных. А иногда мне казалось, что это уже она сама лежит на золотистом песке Италии, близ бухты Капри, бултыхая ногами в голубой воде. Я с улыбкой следил за каждым мускулом на ее лице, меняя интонацию голоса, чтобы создавать эффект неожиданности. Тем не менее запас слов был исчерпан.

– Как здорово! Хочешь, сходим сегодня в Эрмитаж?

Я колебался, так как планировал побывать там один, чтобы хорошенько все изучить, сделать записи, заглянуть в столовую и затратить минимум полдня. Что мы успеем обойти за пару часов?

– Давай, – я, наконец, определился. – А чем ты занимаешься в Питере? Как живешь?

– Сейчас я прохожу курсы повышения квалификации и подрабатываю в школе учителем английского языка. А еще, еще я рисую. Люди, дома, деревья словно замирают на время у меня в глазах, а потом снова оживают на полотнах.

– Давно у тебя такое увлечение?

– Я попробовала несколько лет назад и загорелась. Сначала не все получалось, но с каждым разом линии становились прямее, а контуры четче. Для этого нужна усидчивость и вдохновение. Когда заставляешь себя работать, сразу видно, что эскиз слишком надуманный. Необходимо почувствовать воображаемую черту между реальностью и выдумкой. Эмоции должны подсказать, как правильно повернуть кисть или выбрать цветовой оттенок.