Александр Мищенко - Саваоф. Книга 2

«Бунт глянцевого персонажа» (Дмитрий Воденников).

«Не верьте подхалимам» (Владимир Гусев).

«Угадать партийный курс» (Леонид Зорин).

«Не докарабкавшись до вершин» (Владимир Костров).

«Человек с ружьем» (Андрей Немзер).

«Крамола смиренной послушницы» (Олеся Николаева).

«Игра в историю» (Эдвард Радзинский).

«Драйв и страсть казанской сорви-головы» (Анна Русс).

«Комсомольские активисты переквалифицировались в психоаналитики» (Мария Юденич) и прочая, прочая. Дарья Донцова первое место в рейтинге писателей. Базар-вокзал литературный. Это второй выпуск Словаря, будет и третий. Из них можно извлечь очень нужный сегодня указатель: что сегодня нужно читать, что не читать и как читать. Туда, может быть, войдет и обойма: Акунин, Гришковец, Лимонов, Мамлеев, Пелевин, Петрушевская, Садур, Сорокин, Толстая, Улицкая, Шишкин, съединенные интервью журналистки Кристины Роткирх в ее книге «Одиннадцать бесед о русской прозе» (2009). Печально воспринимаю я заявленное в ней Шишкиным: «Все мы живем не в своих словах…» Когда слова утрачивают свое значение, народ утрачивает свою свободу. Конфуций (версия перевода Ф. А. фон Хайека). Хотя родиной из Слова. Но кто мы тогда? И кто есть кто в родном своем слове? М-да, не в своих санях – еще куда ни шло… Говорить хорошо, когда за словами счастье , когда слова льются легко и свободно. А когда человек несчастлив, могут ли помочь ему такие неверные, ненадежные вещи , как слова? От них только тяжелее .Эрих Мария Ремарк. Возвращение .На первый вопрос, о литературе нашего времени, ответ как бы получен. Остался второй. Ждем-с, Вячеслав Вячеславович. Получится – до морковкиного заговенья – так тому и быть.

Ура-а! Получилось. Огрызко вновь в Тюмени, прибыл как эксперт на телевизионный смотр. Все завершилось, на этот раз «сессия» прошла в нефтяном Увате. Заловил Вячеслава. И вот в кабинетике зама телевизионного головы нашего Омельчука Светланы Назаровой. Она деликатно оставила нас, пригласив располагаться на диване. Я ж подставил диктофон мэтру-эксперту, слушаю моложавого в модной стрижке (готовили к эфиру и мастер-классу знатно) Огрызко:

– Ближайшие несколько десятилетий ожидать, что наша литература будет все также великая – это немножко самонадеянно. Будет готовиться поле для подъема ее, следующего взлета. Сейчас будут отдельные какие-то проблески, отдельные явления. Почему мы говорим, что в прошлом была великая литература? Потому что общество было уже во многом оторвано от культуры и в среднем было достаточно малообразованным. Насаждались ложные идеалы и в плане идеологии и в плане литературы и т. д. Ведь практически у нас люди не знали ни настоящей истории, ни настоящей философии. Знающих были единицы. И выросло несколько поколений, для которых шкала ценностей была с ног на голову перевернута.

– О смуте времен Перестройки только и скажешь, как и о Великой Отечественной войне как о времени «воющего набата».

– Считалось, что если человек занимает должность в руководстве Союзом Писателей как Георгий Мокеевич Марков там или Юрий Васильевич Бондарев, их книги и есть самая высокая и настоящая литература. На этой литературе как бы воспитывались. И что же мы после этого хотим?

– Ты прав, Вячеслав Вячеславович. Секретарская литература была фактом, яркий в этом плане тот же Вадим Кожевников. Я давно уже означил такие писания для себя чисто художественно как буйно цветущий в годы социализма осот на поле социалистического реализма, питательная среда этого – бюрократия, пронизавшая сверху донизу государство. Можно, язвя, назвать ее улялюмом чиновников.

– Ничего путного сейчас ждать не стоит. Сначала нужно изменить уровень общества, его сознание, шкалу ценностей, тогда действительно можно будет говорить о каком-то новом взлете. А сейчас мы имеем дело с малообразованными людьми, достаточно поверхностными. Для журналистики это, может быть, и сойдет. Но не для литературы. Зачастую пишут книги люди, которые претендуют считаться как бы совестью народа, исходя из ложных посылок: отталкиваются от проблемы. Проблемы действительно все важные. Плохо с экономикой там, плохо с нравственностью, плохо с сельским хозяйством и пр. Но при чем здесь литература? Не об этом же должно быть в ней, о том, что у нас плохо сеют там или пашут или плохо коровники строят. Этим пусть занимаются газеты, телевидение. Я даже не говорю сейчас о других вещах, о том, что безусловно будут какие-то новые формы. Соединение, например, литературы с телевидением роман-сайт, положим . Да мало ли чего еще. Новой «Войны и мира», однако, по определению уже не будет. Это естественно, Вячеслав Вячеславович, фронтир же, с какого человечество стартует в биокомпьютерное будущее. Потому хотя бы, что четыре тома сегодня никто не осилит.

– Мы не можем «Пирамиду» Леонова осилить. Я ее два года читал.

– О чем и речь. Должно быть нечто другое. Что это будет, аудиовизуальное нечто? Тексты, может, которые будут сочетать в себе и типографские способы, и аудиозаписи, видеоряд. Подобные книги выпускает ныне прекрасный наш родиновед, дерзающий тюменский письменник и телевизи онщик Анатолий Омельчук. Называет все это ПРОЕКТАМИ. Делают попытки некоторые. Вознесенский, к примеру. Он пытается идти в ногу с прогрессом. Но пока есть форма, но нет души.

– На мой взгляд, Слава, прорыва можно ждать на путях резкого сближения «физики» и «лирики». Это то, что я говорю обществу в новом моем романе: науку во главу угла!

– Это повторение 60-ых годов и ничего хорошего не даст.

– Нет-нет, тут содержание по сближению двух сфер другое, и мы на дискуссию отвлекаться не будем.

– Я не знаю, что это будет. Мифологический какой-то космос, продемонстрированный в поэзии, например, Юрием Кузнецовым. Парадокс, но в поэзии мы действительно имеем какой-то прорыв. Будущее в ней связано с именем Юрия Кузнецова, который обозначил какие-то вехи. В прозе такого прорывного не произошло, потому что, допустим, тот же Леонид Максимыч Леонов, он уловил какие-то многие важные существенные идеи, не до конца даже нами понятые, но…

– Счеты как-то сводил он со сталинизмом, когда это стало уже безопасно. Сталин, однако, в фаворе сейчас. И славословия ему не насаждаются с верхов, а идут как бы из недр народных. Массы так же могут заблуждаться, как и вожди. У Маркеса о подобном же самодержце. Судите сами, громадьяне, хорошо это или плохо: «Когда его оставили наедине с отечеством и властью, он решил, что не стоит портить себе кровь крючкотворными писаными законами, и стал править страной как Бог на душу положит, и стал вездесущ и непререкаем, проявляя на вершинах власти осмотрительность скалолаза и в то же время невероятную для своего возраста прыть, и вечно был осажден толпой прокаженных слепых и паралитиков, которые вымаливали у него щепотку соли, ибо считалось, что в его руках она становится целительной, и был окружен сонмищем дипломированных политиканов, наглых пройдох и подхалимов, провозглашавших его коррехидором землетрясений, небесных знамений, високосных годов и прочих ошибок Господа…» Сталину, однако, отдают и Сталиново.