Константин Кузняков - Марионеточные души

Конечно, он не один увлекался криптографией и другими науками. Друг, Майор Луис, резвился вместе с Колином, делил с ним игрушки, бил баклуши. В общем, развивался.

Книгу он осилил в один долгий присест, не подпустив даже Луиса, который томился от безделья. Луису хотелось увидеть друга, который сидел, заперевшись в своей темнице, попросив никого не впускать. Прошла неделя, другая, книга не заканчивалась. Ребенку пяти лет очень трудно прочитать неизвестные слова, когда ты недавно только осилил алфавит. А друг скучал, злился. Так как возможности заполучить книгу не было, он намеренно пытался выкрасть ее у уснувшего Колина.

Луис устроил войну. Один воевал, другой – нет. Колин даже не знал, что идет война, он на минутку забыл о товарище, а тот уже в драку полез – какой же Луис после этого друг? Видимо, больше, чем друг, раз захотел драться за его внимание.

Не враг, а так.

Дружба не пропадет без боя, не исчезнет, не попытавшись вернуться. А если вдруг случилось так, что дружба потеряла смысл, тогда, наверное, и смысла в ней не было. Все заранее известно, в том числе и когда закончится союз, распадется на тысячи словечек условный контракт дружеских отношений. И под конец, вдогонку, ты успеешь крикнуть: «Козел, за что ты мне попался. А еще ты звался другом! За что ты слово так позоришь, заставляешь позабыть истинное значение этих соединенных букв. А их не так уж много, ты поверь, ведь мне уже пять лет».

«И вот он выиграл придуманную войну. Забрав книгу из-под носа, заставил взгляд мой приподнять на его запачканную рожу. А он сидит, смеется, практически слеза течет. И я не верю в его игру эмоций, ему не жалко ведь меня. Порвал на части две сокровище мое. Одну – забрал себе, другую – выкинул подальше, попав на злость в собачьи экскременты», – сказал бы Колин, зная, что происходит с Луисом. И как боец, словивший шальную пулю, встает мальчик на левую ногу, потом – на правую. Шагает, изгибаясь, медленно вперед. Два шага прямо, один назад. И чует он запах немытых волос, злой взгляд, напомнивший ему разъяренного бульдога. Без сожалений, с силой пятилетнего бойца ведет он руку прямо, не обращая внимания на родителей, наблюдавших у окна. Никто не мог подумать, что так закончится детская дружба. Она же самая сильная, самая крепкая, как камешек, вытянутый из песочной структуры. Удар пришелся ровно в челюсть, сломав надвое передний зуб. Течет багряная кровь, ручьями льются слезы. У одного от сломанного зуба, у другого от – кисти. Представьте вы, с какою силой, надо ударить, чтобы сломать кисть.

На прощание Луис посмотрел на него красными глазами, испуская пар, как теплоход, Колин надолго запомнил этот взгляд, проникающий далеко в душу, говоривший: «За что? Я хотел как лучше. Грязный обманщик! Не хотел общаться, так бы и сказал!» Мать Колина увела подальше Луиса, а его отец нёс другого бойца в дом, чтобы помыть. Никто, конечно, Колина не накажет, не подаст на него в суд. А как бы это выглядело: «Вызываем первого подсудимого. Прошу. Доложите, – через минуту зал стихает и начинается байка. – Рука его замахнулась на меня, ударила в челюсть и как ни в чем не бывало сломалась!» «Абсурд, – крикнут зрители, – а ведь ты сам виноват в том, что тебя ударили тяжелым кулаком».

Куда уехал Луис после всей ситуации – не ясно. Никакой весточки, никакого слова не было больше произнесено. Колин скучал еще больше и чаще, никакая книга не развлекала его сильнее, чем общение с Майором. Он тогда не размышлял на тему того, какого он потерял человека. Они любили друг друга, как могут только дети, выросшие в одном доме. Между ними существовала идиллия, словно прозрачными нитками были связаны их тела. Вспомните какого-нибудь далекого «знакомого». Дни, проведенные с ним с чашечкой английского чая или кубинского кофе. Аромат, чувствуете? Страсть.

Родители вечером обсуждали, что произошло. Никто не мог понять, почему из-за какой-то книги, они так сильно поссорились. Взрослые глупы, когда дело доходит до объяснений. Они рассуждают логически, выстраивают связи, а дело легче, чем кажется. Психология. Может быть, книга о символах стала символом?

А Колин лежал, плакал. И о книге, и о друге он напряженно думал на протяжении последнего дня, напрягая извилину за извилиной. «А я так и не подобрал вторую часть, надо бы забрать». Ночь выдалась жаркой. Перевязанная рука то и дело напоминала о себе, вибрировала, жгла. Всю ночь он не спал, заново переживал моменты, вспоминал, когда же он отрешился от дружбы с Луисом. Он действительно не мог понять, как они так далеко оказались друг от друга. Быть может, континентальный дрейф, как и двести миллионов лет назад, случился между их квартирами.

На следующее утро, встав пораньше, он выглянул на улицу. Солнышко светило, словно только что увидело людей, не зная о происшествии минувшего дня. Колин завернул за угол, как лисица, где сразу вернулся в тот день. Книга его явно смутила, она по-другому лежала, так как он запомнил, что книга валялась в экскрементах, а сейчас перевернута, помыта. Поскоблив часть твердой обложки, он почувствовал новую шероховатость. Перевернув на другой бок, он заметил надпись, гласившую: «Извини! Храни её. CaCO 3». Поглядел еще немного на обложку. Ничего не заметив, он направился домой.

Через неделю друг уехал. Неизвестно, как он живет и чем занимается. Луис такой же угрюмый и хмурый, как Колин, или жизнерадостный? Хотелось бы верить в лучшее. Жизнерадостные люди привлекают больше, чем протухшие яйца. А что они привлекают: счастье, деньги или смерть – неважно, главное, что они становятся магнитом, готовым притянуть рыбку в сеть.

– Зачем я снова отрыл эту книгу, – проскрипел зубами полусонный Колин, очутившись на теплом согревающем пледе, и начал зверски царапать обложку, как и раньше, чтобы избавиться от воспоминаний. Он не мог не размышлять: «Его последнее слово было – храни её, а зачем?»

На улице было тепло, когда Колин отходил от воспоминаний. До этого случая он был радостным, любил природу, людей, животных, наслаждался днями, проведенными в обществе друга. А сейчас он вовсе не был похож на человека. Душа улетела, застряла в мирке переживаний. Кто его вытащит? Гертруда? Боже, нет.

День пролетит, начнется новый. Цикличность его удивляла, иногда появлялись некоторые ответвления: «Умыться – да или нет?»

Впереди был такой же однообразный день, как, впрочем, и всегда. Счастливые лица парочек, сидящих за неприбранными столиками, детвора, мешающая работать, и запах протухших продуктов – все будет доставлять уйму проблем. Кап-кап, начинается дождь, пора прикрыть дверку, чтобы не залило, и унестись в мир скорби и тоски.

Проснувшись утром, Колин почувствовал тупую жуткую боль в голове. Два дня он пролежал в небытии, в полусонном состоянии рассуждал о волнующих его вещах. В желудке урчало, но на все эти проблемы он смотрел свысока, надменно, словно их не существует. В углу лежал позавчерашний бутерброд с кусочком сыра, объеденным с одной стороны. Посмотрев на него, он, не задумываясь, проглотил завтрак, словно наживку, и немного поднялся, чтобы отряхнуться от крошек и выйти на улицу.