Виктор Фролов - Туристы (сборник)

– Я знаю, ты справишься. Ты у меня сильный. Не тревожься за меня, любимый, я тоже всё выдержу. Знай, буду ждать тебя, не смотря ни на что!

Прощание не было долгим. Также молча, не отрывая друг от друга глаз, поужинали. Встав из-за стола, он крепко обнял Антонину, перекинул через плечо ремень сложенной загодя дорожной сумки и, решительно затворив за собой дверь, размеренно зашагал к вокзалу, где уже поджидала пассажиров светящаяся окнами ночная электричка…

Сутки спустя, вырвавшись из пригородной толчеи, по вечернему шоссе в сторону Залужска, не признавая правил движения, мчалась автомашина. Он сидел рядом с водителем, молодым разбитным парнем, отлично знающим своё шоферское дело.

– Извини, Павел, что заставил тебя сойти с маршрута. Только невмоготу мне, понимаешь! Никогда ничего подобного не позволял. Работа – она всегда работа. Уходил спокойно. Возвращался в приподнятом настроении. Теперь тревожно как-то на душе. Кураж, что ли, потерял. Скверно это, особенно в нашем деле, сознаю. Но ничего с собой поделать не могу. Свербит в мозгу, что необходимо ещё раз увидеться с супругой перед отъездом, и всё тут!

– Не переживайте, товарищ полковник! Семь вёрст – бешеной собаке не крюк! Приехал-то я за вами, как что предчувствовал, малость загодя установленного времени. Нагоним в пути. На «точке» вовремя будете.

Прекратив разговор, он прислонился лбом к стеклу и зажмурил глаза. В памяти пронеслись едва не ставшие для него роковыми события предыдущей экспедиции. Предательство человека, которого он многие годы полагал своим другом, гибель товарищей, плен, пытки, затем полтора года подневольного унизительного труда на местного князька без возможности передать весточку близким. Потом удавшийся побег, месяц скитаний впроголодь на чужбине и, наконец, возвращение домой.

Радость от встречи с женой омрачилась известием о похищении неизвестными единственного сына-школьника. Вероятно, то была расплата за его, обагрённый вражеской кровью, побег из неволи. «Те» подобного самоуправства не прощают! В милиции, куда они с женой обратились с просьбой помочь в поисках пропавшего ребёнка, не то, что намекнули, а прямо так и заявили: «думать надо было раньше о безопасности семьи, полковник!»

Как в тумане прошли тяжёлые в их жизни полгода в ежеминутном ожидании известий о судьбе сына. Но их не было. Никто не звонил с требованием выкупа. Тогда он и подал рапорт об оставлении службы. Ни на какие уговоры и посулы начальства не поддался. Сказал – как отрезал.

Жить в доме, где всё напоминало об исчезнувшем мальчике, сделалось невмоготу. Они с супругой решили продать квартиру и уехать из города. Куда, долго размышлять не пришлось, да и не то было у них на то настроения. Выбрали Залужск, где у Антонины уже не осталось родни, а, значит, не следовало отвечать на расспросы, принимать соболезнования и ловить на себе сочувственные взгляды. В тяжёлые дни требовалось побыть наедине с бедой, поддерживая друг друга и полагаясь на народную мудрость, будто время – лучший лекарь.

Проблем с трудоустройством на новом месте не возникло. Антонину, как столичного специалиста, да ещё с кандидатской степенью, с готовностью приняли в городскую поликлинику. Ему же, как бывшему офицеру, предложили одну из руководящих должностей в охране завода – градообразующего предприятия городка. Он, однако, отказался, сославшись на полученные ранения и накопленную за годы службы усталость, и оформился простым контролёром. Так-то оно было и лучше: отстоял смену – и вольный казак на трое суток. Как семейному, ему выделили вполне приличную комнату в заводском общежитии.

И вот теперь по его милости разрушалось их, устоявшееся на новом месте бытие. Антонина снова остаётся одна. На долго ли? Кто знает! Ради нестерпимого желания увидеть, ещё раз обнять жену перед командировкой, он позволил себе такое небывалое ранее самовольство: гнать машину за сто вёрст в противоположном от места назначения направлении. Пусть! Он стиснул зубы и открыл глаза. Смеркалось. По ряду примелькавшихся дорожных отметин определил, что подъезжают к Залужску.

Павел, заручившись заверением пассажира вернуться спустя пять минут, остановил автомобиль в указанном ему месте, за квартал от нового жилища Антонины. К дому решил пройтись пешком, чтобы не смущать его любознательных обитателей. Приближаясь, задумался: сколько раз и в какой звонок позвонить? Жильцов много, у каждого свой сигнал, а тревожить чужих людей вечерней порой не хотелось. Решил, что стукнет в окно, благо – дотянуться не проблема.

Подойдя к бараку, увидел: окно комнаты жены, единственное в первом этаже, ярко освещено. Поднялся на цыпочки, подтянувшись за отлив окна, заглянул внутрь. Увиденное не столько удивило, как озадачило: вокруг откуда-то принесённого овального стола сидела масса неведомого ему народа. Странно, никогда жена не была склонна затевать застолья!

Легонько постучал по стеклу костяшками пальцев. Антонина, сидевшая спиной к окну, обернулась, и, узнав мужа, удивлённо всплеснула руками. В чём была, выбежала к нему во двор.

– Да ты что, в одном платье – вечерок-то прохладный!

– Не страшно, не замёрзну, ты ведь рядом! А я решила, уехал уже!

– Неужто, так обрадовалась, что отпраздновать впору? – грустно усмехнулся он.

– Как тебе не стыдно такое обо мне подумать! Пойдём к столу! – потянула Антонина мужа за рукав.

– А к месту ли я буду?

– Ну вот, опять ты за своё! Идём, идём! Это соседи настояли. Говорят, положено с новосельем проставляться, чтобы чего дурного не вышло. Станешь тут суеверной с твоей-то службой! Вот и пришлось сообразить на скорую руку. Хорошо, соседка, Таисия Петровна, помогла. Помнишь, та старушка, что нам дверь отперла давеча?

Он с неохотой вслед за женой вошёл в душную комнату. Потоптался у порога, пока супруга усаживалась на прежнее место. Оглядел присутствующих профессиональным взглядом, точно оценивая: откуда может грозить опасность.

Рядом с женой, по правую руку – старушка, верно, та самая Таисия Петровна, снявшая ради праздничка с головы пуховый платок, в котором встречала их днём на пороге. Слева – патлатый подросток, лет четырнадцати, стоит на коленях на стуле вполоборота к Антонине и не сводит с неё восхищённых глаз. Военный неопределённого возраста в форме. Рядом с ним – женщина с немытыми волосами и унылым лицом, вероятно супруга военного. Три старушки, чем-то похожие одна на другую, наверное, любопытством, с которым беззастенчиво разглядывали вошедшего, жались на скамейке. Мужичок с опухшей физиономией, лиловым носом и небритыми скулами. Глядит исподлобья, но нагло. Кудрявый розовощёкий крепыш с самоуверенным видом первого любовника.