Дарья Куприянова - У каждого своя пицца. История одного проданного паспорта

Все это Таня сообщила мне на одном дыхании. Затем вышла и закрыла за собой дверь. Я защелкнул задвижку.

– И запомни хорошенько, какая из дверей наша. Сунешься к соседям – разбираться не будут, выселят всех.

Я кивнул, как будто Таня могла видеть меня сквозь дверь, и обернулся на душевую. Разделся, развесив вещи по выступающим из стены трубам – потом будут тепленькие. Положил поближе полотенце. Включил кран. Вода текла тоненькой, но уверенной струйкой, к тому же, довольно теплой. Я вздохнул. Лезть в холодную чугунную громаду желтоватой ванны отчаянно не хотелось.

Я поиграл немного с водой ладонью. Ковырнул ногтем край плитки возле крана и едва успел её поймать, чтобы не разбилась. В тот момент я представлял собой довольно-таки жалкое зрелище – голый, покрытый пупырышками от холода, с куском кафеля в дрожащих руках. Пару минут ушло на попытки приладить плитку на место или хотя бы спрятать, чтобы незаметно было. Перед глазами первомайскими колоннами проходили бомжи и наркоманы, с которыми мне придется коротать ночь где-то под дверями вокзала, так как меня сейчас же выкинут из этого гостеприимного дома. Шутка ли – плитку в ванной отломал! Хорошо хоть не кран!

Отсутствие плитки прямо возле весело капающего крана было более чем заметно. Пришлось прислонить её к противоположной стене. Сам все расскажу – повинную голову меч не сечет. Я понуро залез в ванну. Ступни обожгло холодом. Я скрючился под краном, стараясь, чтобы вода попала на плечи и грудь, а не только на ноги. Как гоблин, изворачивающийся под скудным источником в глубине своей пещеры в преддверии свидания с любимой. И, как влюбленный гоблин, я старался привести себя в порядок, как мог.

Против воли в голову закрался вопрос, как же в таких условиях умудряется следить за собой Амар? Как она купает под такой тонкой струей свои многочисленные пушистые аморини? Впрочем, вместо ожидаемого прилива жалости и сострадания, вопрос этот вызвал во мне неуместное вожделение, так что я решил отложить его до лучших времен.

Да уж, романтично принять ванную вдвоем – это точно не о квартире Амар.

А я, получается, тот еще сибарит. Кто бы знал.

Закончив с омоновениями, я вытерся самым пушистым полотенцем, какое нашлось на разноцветных крючках. А что, мне же сказали, что можно брать любое! Почему же не взять лучшее? Чистка зубов тоже прошла на удивление успешно – указательный палец чудесно заменил мне щетку. Не забыть бы завтра её купить.

Я оделся и покинул бедное святилище Нептуна. Теперь мне предстояли владения Минотавра: путь к ванной я, конечно же, не запомнил, увлекшись разглядыванием татуировок Тани. Поворот наугад, еще поворот… Кажется, я помню эту дверь, здесь направо. А вот эту не помню. За очередным поворотом Вселенная сжалилась надо мной – я услышал голос Амар. Самый чудесный голос в мире. Она пела.

Уже через мгновение я вошел в комнату к своей Ариадне.

– О, Немо пришел! – прервала она свое пение и засмеялась.

За пару минут, что меня не было, у Штефана в руках успела появиться гитара, а на моем месте – кружка дымящегося чая. Очень кстати – я до смерти замерз.

– У меня там… в общем, плитка от стены отпала, – виновато пробормотал я, стараясь не смотреть на Амар.

– Возле крана? Да она постоянно падает, – махнул рукой Роберто, – Не переживай, садись.

Вот как. Я сел между Штефаном и Мишей и взял чай. Чашка приятно грела руки.

– А плитка-то на жвачке держится, – доверительно прошептал мне на ухо Миша.

Я замер, переваривая информацию. А почему бы и нет.

Кажется, у меня начинало получаться принимать друзей Амар такими, какие они есть. Или я просто слишком устал, чтобы реагировать на все эти невозможные вещи.

Штефан снова занялся своей потасканной советской гитарой. Светлое дерево было покрыто наклейками с портретами молодых актрис и парой вытравленных черных контуром сомнительных мустангов. Босяцкий арт-хаус. Амар тихонько запела на каком-то очень красивом, но неизвестном мне языке. Звуки были тягучими, полными и горячими. Может, это язык родины её отца? Я с удивлением осознал, что понятия не имею, на каком языке говорят в Непале.

Небольшая чашка терялась в моих ладонях. Темно-коричневая, простая, из глазурованной глины с художественными темными потёками по краям. Несмотря на свой немаленький вес, она легко и удобно ложилась в руку. От чая исходил аромат десятка трав, из которых я узнал только валериану и еще, кажется, листья малины.

Я поднес чашку к губам, и вместе со вдохом в мое горло ринулись бестелесные полевые травы и души лесных цветов. Амар пела. Штефан извлекал из гитары легкие и тихие звуки. Я сделал большой глоток и закашлялся от неожиданности, схватившись за горло. По телу тут же волной разлилось приятное тепло, но очарование момента было безвозвратно потеряно.

– Он с алкоголем?!

Все засмеялись, оборвав песню. Амар даже за живот схватилась от смеха. Кажется, она все же была пьяна.

– Конечно! – гордо ответил Роберто, – Лучший в мире чай с бехеровкой! Согревает, снимает усталость и сомнения, никогда не дает похмелья! Бехеровка домашняя, настоящая, мой друг сам делает.

Я осторожно принюхался к чашке. И как это мне сразу не ударил в нос алкогольный запах, едва-едва прикрытый душистыми травами?! Вот уж точно, души трав, а точнее дух – spiritus/spirtus… Комната в глазах моих в тот же момент заходила ходуном. Щеку обожгло дыхание слева.

– Не переживай, так всех новичков встречают. И на подводной лодке так принято, только они спиртом испытывают. Сейчас придешь в себя, подожди. Просто посиди, не двигаясь, – сообщил откуда-то из сердца карусели голос Штефана.

Я послушно замер. Комната проделала еще пару кульбитов и успокоилась, мерно покачиваясь, как при морской качке. «Штефан сидит слева от меня. А Миша справа. Странно. Обычно ангел-хранитель, вроде бы, должен быть над правым плечом, а слева чертик. А у меня все наоборот, чертик справа, ангел слева» – почему-то подумалось мне, и я едва сдержался, чтобы не захихикать над такой забавной мыслью. Комната все еще покачивалась, но это больше не раздражало. Даже наоборот, качка создавала хоть какой-то уют в этой берлоге.

– Молодец, парень, высидел и даже вымолчал!

– Пусть встанет! Пройдется!

– Нет, ребят, это жестоко. Пускай сидит.

– Ему бы закусить, а то глаза уже «в кучку».

– Так со вчера нет ничего.

– Вроде ж оставались макароны?

– Вроде… Нашел!

В нос мне ткнулось бледное тельце холодной вареной макаронины, склизкое от времени. Я всерьез задумался, так ли мне плохо, чтобы это есть. Потом решил, что алкоголь – лучший дезинсектор, и открыл рот. Макаронина отправилась в меня, а за ней – еще штучек пять товарок, похожих на белых личинок, которые иногда живут в подвалах и других темных местах. С грустью я отметил, что меня кормят белые пальцы. Женские, но белые. Где мой кофе с молоком? Где моя горькая богиня?