Ирина Щеглова - Переплетения

Тимофей Васильевич, увидев испуг девушки, остановился.

– Что с тобой? Испугалась?

– Да, немного.

– Немного. Да ты дрожишь вся, – подойдя к ней, он поцеловал девушку. – Какая ты хорошенькая, Аннушка.

Она не двигалась, боясь пошевелиться, и не знала, что делать. Глядела большими, по-детски испуганными глазами и чувствовала, что дрожит.

– Аннушка, дорогая моя, поверь мне. Я никогда не испытывал ничего подобного. Думаю о тебе, живу в предвкушении увидеть тебя. Ты мне нужна, – взяв ее руку в свою, он прижал к своему сердцу и замер.

– Так сильно бьется ваше сердце, – в смятении заметила Анна. Хотя в этот момент ее сердце готово было вырваться из груди.

– И душа моя стонет.

Он наклонился и поцеловал ее.

– Не хочу от тебя уходить. Позволь, я останусь.

Анна молчала. Молчанию ее способствовало замешательство. Она действительно не знала, как ей быть. С одной стороны, понимая, что барин должен уйти, с другой стороны, она желала его поцелуев, его любви.

Тимофей Васильевич на миг отстранился от нее, и Анна, обеспокоенная его возможным предстоящим уходом, протянула свои руки к нему.

– Какая ты нежная, – прижимая ее к себе, он неистово начал целовать ее, совсем потеряв голову.

Анна отвечала ему тем же. Утром, проснувшись после безудержной ночи, она поверить не могла, что снова потеряла остатки разума.

– Господи, помоги мне, подскажи верное решение, – молилась она.

В дверь вошла Марья, зевая и лениво передвигаясь по комнате.

– Чай подавать? – спросила она, не взглянув на Анну.

– Подавай, – вставая отвечала Анна. Мысли терзали её, сохранять хладнокровие в этой ситуации становилось все сложнее и сложнее. «Интересно, – думала она, – Марья знает или нет о том, что сегодня здесь у меня Тимофей Васильевич был?».

Приглядываясь весь день к девке, Анна абсолютно убедилась, что молодой сон чрезвычайно крепок, Марья не знала о присутствии барина, даже не догадывалась об этом, что безусловно порадовало Анну.

Вечером того же дня, терзаемая ожиданиями, она прислушивалась к каждому шороху за дверью, но раздавалась только возня спящей на сундуке девки. Он не пришел. Не пришел в эту ночь и на следующую. От переживаний, у Анны совершенно пропал аппетит, она ни есть ни пить не могла. Еда оставалась нетронутой, девушка бледной и печальной. Первый факт чрезвычайно радовал Марью, которая не упускала случая стянуть кусок – другой. Порой хозяйка, которой она служила, и не подозревала, что некоторые из кушаний, отправляемые поваром, до неё просто не доходили. Второй же факт оставался абсолютно незамеченным со стороны дворовой девки. Да и зачем ей это нужно, когда конюх Федька стал наведываться по три раза на дню к гостевому домику.

Вечером четвертого дня Анна встала ночью и вышла в сад. Теплый ветерок ласкал ее голые плечи, с которых все время сползала шаль. Падая в очередной раз, шаль вдруг повисла воздухе и обняла свою хозяйку, сопровождаемая мягким поцелуем в шею.

– Я искал тебя, Аня.

– Я думала, вы не придете. Ждала вас все дни.

– Я не могу часто приходить к тебе, это привлечет внимание. Завтра буду ждать на опушке леса после полудня.

– Но ведь очень жарко будет.

– Вот и хорошо, большинство дворовых дремлют в это время. Хотя они, дармоеды, и в другое время дрыхнут на ходу.

Анна рассмеялась.

– Тише, тише. Нас могут увидеть или услышать. Я сейчас уйду, спокойной ночи. Жду тебя завтра. Слышишь, завтра!

– Да. Я приду.

Также неведомым ей образом он пропал в темноте. Анна еще немного постояла и вернулась в комнату. Ей стало вдруг легко и спокойно. Завтра, завтра она снова увидит его. С этими мечтами после нескольких бессонных ночей она провалилась в объятиях Морфея.

После встречи поляна в мистическом состоянии влюбленности для Анны светилась особым искрящимся светом в лучах солнца. Свет этот словно переливался в каждой спрятанной в травинках капельках. В Анне проснулась беспредельная потребность в любви, она стала готова не только принимать ее, но отдавать всю себя для другого, находясь в другом измерении, отличном от обычных людей.

Ее глаза сверкали, она не переставала улыбаться, и лицо словно излучало удивительный мерцающий свет. Она переживала новые, незнакомые ей ощущения. Боялась ли она того, что будет? Пожалуй, да. Но желала этого и дальше большего, того, что было и будет, и казалось ей, что мир наполнен счастьем и ничего в нем нет обыденного. Этот день в душе останется как самое яркое воспоминание.

Затем несколько дней барин избегал встреч с Анной. Душевный взлет утих. Девушка переживала, но пыталась не выдавать своих чувств.

Тимофея Васильевича больше тяготил предстоящий разговор с супругой. Он мучился и задумывался, как он выйдет из этого щекотливого положения. Страх и стыд давили, не позволяя признаться Анастасии Серафимовне в содеянном. Лгать, обманывать, хитрить для него было совсем нехарактерно. Чувство стыда за этот обман не покидало. Отодвигая разговор, Тимофей Васильевич выход из этой ситуации все таки нашел. Он решил спасаться за стеной непроницаемости и молчания.

Однако он все время мысленно возвращался в лес, в тот день, когда Анна и он стали единым целым. Глаза «необузданной дикой кошки» (так про себя он называл девушку), не давали покою, он безумно хотел ею обладать ещё и ещё. Самое удивительное в этой истории, произошедшей с ним, было то, что вспоминая свои отношения с Анной, он ничего для себя не видел стыдного.

Однако они продолжали жить рядом, в пределах одной усадьбы, и естественно, что его попытки избегать девушку были обречены. Случайно во время прогулки пути Анны по саду и барина пересеклись. Она стояла и смотрела на него, не в силах вымолвить слово, впрочем, она и не знала о чем можно говорить не то чтобы именно в эту минуту, – вообще, о чем могут говорить два взрослых человека, испытавшие близость, но старающиеся ее скрыть. В то же время Тимофея Васильевича раздирали мысли. Он желал девушку и готов в этом был признаться, но разумом он понимал необходимость прекращения этих встреч. Однако эмоции перевесили, и он тихо предложил:

– Завтра жду на опушке леса, сразу после обеда.

Анна ответить не успела, так как хозяин поместья уверенно прошел мимо и проследовал в дом.

Сердце ее забилось так сильно, что казалось, оно живет в своем диапазоне, вне времени и вне пространства. Разумный выбор барина ничем не смутил ее. Более того, она даже не задумалась, почему именно после обеда.

Безусловно, обеденное время самое подходящее для встреч: барыня отдыхает, крестьяне жару предпочитают переждать, чем позволить сгореть спине на солнце, а дворовые, ну что дворовые, они и без того лодыри.