Мария Говорухина - Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви. 2012—2016

Ангелина Ивановна: Знаю, слышала все.

Серафима: Он ведь герой?

Ангелина Ивановна: Герой.

Серафима: Мама, а праздновать будем?

Ангелина Ивановна: Куриц зажарим.

Серафима: И люди придут, ведь это важный день.

Ангелина Ивановна: Очень важный.

Серафима: А папа против не будет?

Ангелина Ивановна: Нет.

Серафима: Как хорошо, что вы на моей свадьбе будете! Как же я счастлива! Хорошо, что он ушел, ведь видеть до брака невесту в платье – плохая примета.

Ирина: Это если в платье.

Серафима: Тогда, может быть, ты его позовешь. У него чемоданчик с собой был и сумка. Он книжку брал про путешествия, она в таком переплете черном была. И за ним его ученики бежали, весь класс, он ведь в интернате тот год работал, перед войной, весь класс за ним бежал. А я тоже бежала, он на меня только и смотрел.

Ирина: Я не могу.

Серафима: Он поранился, вишню рвал, и поранился, и рука правая бинтом была перевязана, он мне ею махал. И такой неловкий: у него сумка с плеча падала все время. Они отрядом уходили, он последним стал, чтобы попрощаться получше, а ребята ему кричали: Андрей Дмитриевич, Андрей Дмитриевич. А мама у школы осталась.

Ирина: Мама, прости Борю. Она сама дала письма, и он все вернет.

Ангелина Ивановна: Я прощу.

Серафима: У него ведь медали есть. За Отвагу, пусть наденет, он ведь герой.

Ирина: Мама, как ты думаешь? Вести Андрюшу?

Ангелина Ивановна: Не знаю, девочки. Лишь бы хуже не было.

Ирина: Вот и возможность письма отдать.

Валентина: Ой, не то мы делаем, ой не то. Ему же все равно уехать придется. И как они говорить будут?

Ирина: Он актер хороший, Валя.

Валентина: Ну, вот и покажет, какой актер.

Ирина: И о любви он кое-что знает.

Валентина: Вот и увидим.

Ирина: Там у него.. трудности в общем, он не знал, что делать. И сказать было некому.

Валентина: Тебя рядом не было.

Ирина: И это не его вина.

Валентина: Конечно, не его.

Ирина: Подожди, ты его еще увидишь, он справится.

Валентина: Я хочу, чтобы он извинился и понял, как это гадко было.

Ирина: Почему ты не веришь в то, что она отдала их сама? Она же Андрея в нем видит!

Серафима: А когда он уехал, ко мне его ребята ходили. Они у итальянцев еду подворовывали и мне приносили. А когда письма приходили, они все сбегались, мы их по сто раз читали. Четвертый год как ушел, какое долгое время, мама.

Ангелина Ивановна: Долгое, дочка.

Ирина: А потом позже к тебе из ребят этих никто не приходил?

Серафима: Да недавно были, на Новый год. А Аня совсем не заходит, это из-за немца того. Ходит и ходит к ней. Ни стыда, ни совести, она ведь незамужняя, чем только думает. Он ведь враг, а рисует ее замечательно, она мне показывала. И парень красивый. А ей говорю, нельзя, нельзя, они все, все – гады. Андрюшеньку ведь ждем. Вот и дождались. А он раньше других, потому что ранили его. В Польше ранили. Он там с поляками познакомился. Как они их встречали, героев. Все ведь написал. Обо всем писал. Только редко у него это получалось. Десять писем.

Ирина: Два только оставалось: с Новым годом и о Польше.

Серафима: Он маме писал больше, на ее адрес.

Ирина: А где эти письма?

Серафима: Да у мамы его.

Валентина: А куда делись письма, где он о любви пишет?

Ангелина Ивановна: Там история такая.

Ирина: Несколько лет назад по телевизору фильм шел. Военный фильм. Там герой в немку влюбляется. И Серафиме стало плохо. Она подумала, что Андрей там остался. Порвала она его письма о любви. А эти почему сохранила, не знаю.

Валентина: Я не знала.

Ирина: Могилки нет. А для нее нет могилки – жив значит. Она ведь все польские фильмы смотрела, и польский самоучитель у нее есть. Она хотела, когда лучше была, ехать туда. Он в письмах фамилию называл семьи, у которой в гостях был. А ты знаешь, он ведь ни в одном письме не написал, как ему было трудно. Он ведь писал только, что мы победим.

Валентина: Мы все после войны родились. Какое это счастье. Какое это счастье.

Ангелина Ивановна: А мать мою расстреливать вели. Она немцем суп варила, а сама у них уносила еду помаленьку, они заметили и на расстрел. Жива осталась. Передумали. Они многие здесь жить хотели. Приглянулась им больно земля наша.

Ирина: Какой же это ужас!

Ангелина Ивановна: Здесь они не так лютовали, народ здесь, они думали, против власти поднимется. Ошиблись.

Ирина: Они во всем ошиблись. Нелюди.

Валентина: А он их взял, просто прошел и у старухи два письма взял. Последних письма.

Ирина: Если даже бы он взял сам, значит, наша вина. Не говорили, не рассказывали, не учили. Значит, наша вина!

Валентина: Права, не рассказывали.

Ирина: Кое-что мы с тобой плохо знаем, что о нем говорить.

Валентина: Знаешь, мне сейчас так страшно стало, это ведь все было и люди помнят. Помнят!

Ирина: Вот именно помнят.

Валентина: Слишком страшно это. Слишком. Я вроде сильная, а у меня все свело сейчас от страха.

Ирина: Вот потому что наша вина, простить мы должны.

Валентина: Сначала, пусть он кое-что о войне узнает, раз мы виноваты в его неведении.

Ангелина Ивановна: К свадьбе что ли нам готовиться?

Валентина: Как мне мама страшно: а если ей хуже станет?

Ангелина Ивановна: Хуже ей станет, если она решит, что он ее предал.

Ирина: Он ее одну любил и любил очень сильно.

Валентина: Вот это он и должен ей показать.

Ирина: А что потом? Он не может долго быть Андрюшенькой.

Валентина: Не знаю, Ира, не знаю.

Ангелина Ивановна: Пусть придет. Письма отдаст. И скажет ей, что…

Валентина: Скажет что?

Ангелина Ивановна: Что погиб. Сон это ее будет. Может, успокоится она. Во сне она за него замуж выйдет. Во сне. А дальше будем жить как обычно.

Ирина: Боре по любви дом нужен был.

Ангелина Ивановна: Я его сердце знаю, я его маленьким воспитывала: не герой, но и не подлец. А ты, Валя, мать слушай, мать плохого не скажет. Должен он, наконец, вернуться.

Валентина: Неужели она обман не почувствует? Они ведь ни капли не похожи?

Ирина: Речь идет о символе, Валя. Символ – он вернулся. Полуявь, полусон, полубред, полусказка, может, и неправильно это, но она узнает, как он ее любил, как он надеялся.

Валентина: Да никогда Борька не сможет ей это показать, напрасные надежды. Ну, оденем мы его, причешем, сумку в руки дадим, это же все равно не он будет. Никогда он не вернется.

Ирина: Для себя она решила, что он вернулся. Для чего-то это же все было нужно, пусть для того, чтобы он вернулся. Есть в этом что-то правильное и настоящее. Как в театре – все бутафория и все настоящее.

Валентина: Как давно я в театре не была.

Ирина: Понимаешь, в театре, где обман двойной, рождается порой что-то истинное, как вода. Актеры врут сначала себе, потом зрителю, а получается правда. Я хотела бы в театре работать, билетером бы пошла. Мне кажется, это так интересно: переодеваться и становиться другим человеком. Совсем другим, кожу менять полностью, чтобы ничего от себя не оставалось.