Борис Егоров - Рыбка, где твоя улыбка? Исповедь раздолбая – 3

В шестидесятых годах прошлого, я извиняюсь, века желающие откосить от армии тоже были. Но настолько редко попадались такие экземпляры, что мы на них смотрели, как на бегемотов в зоопарке. Типа, во какая хреновина уродилась.

Если у кого-то из одноклассников старшие братья приходили из армии, то они появлялись в школе в пилотках, фуражках и бескозырках. Остальные им жгуче завидовали – и я в том числе – и говорили: «Подумаешь, бескозырка! Давай, я тебе пугач дам пострелять, а ты мне – бескозырку поносить».

А потом… я свои обстоятельства сложил так, что пришлось мне попытаться стать бегемотом. В том смысле, что при поступлении на журфак МГУ у меня хватило духу только на вечернее отделение. И осенний призыв ласково помахивал мне рукой.

Не знаю, какие там подводные течения рояль сыграли. То ли папанина работа, то ли мой баскетбол, то ли старший брат, который уже был на третьем курсе журфака. Но добрые люди мне сказали: «Тебе надо только от этого призыва отбрыкаться. А потом тебя на дневное переведут».

И тут же мне подвернулся один крендель, который похлопал меня по плечу: «Не бзди, Боря! Знаю я одного специалиста – сто процентов гарантии. Он уже вон скоко народу насовсем от армии избавил. И берет недорого».

Ну, пришли мы с кренделем к этому специалисту. Как два нелегала – то в какое-то окно рукой помахать и в ладошки похлопать. То в дверь выстукивать какую-то хитрую дробь – хрен запомнишь.

Ладно. Мужик в белом халате. Прям доктор натуральный. Вот только халат у него был до того чумазый, что я как-то начал сомневаться во всей этой авантюре.

Господи! А уж когда я узнал, что он собирается со мной творить – я нервно захрюкал и рванул оттуда галопом.

Технология избавления от армии у этого целителя была такая. Пивная кружка заворачивалась в полотенце. И этой самой кружкой дохтур стукал по башке клиенту – пятьсот раз! Не особо сильно, но целеустремленно. В результате на клиентской башке образовывалась здоровенная шишка-опухоль. Потом страдальцу скармливались какие-то пилюли, от которых он через полчаса начинал неудержимо блевать. Но к этому времени клиент уже был на улице – лежал где-нибудь в людном месте. Вызывали ему скорую, клиническая картина – натуральное сотрясение мозга. И все. Прощай, армия.

Крендель-посредник потом встретил меня и начал орать: «Ты меня подвел, это серьезный человек, у меня будут неприятности!» И отвязался от меня только тогда, когда я внятно ему пообещал устроить сотрясение мозга. И не после пятисот ударов кружкой, а после одного удара кулаком.

Меня действительно успели перевести на дневное отделение до осеннего призыва. Но к весне я уже по завязку наелся советской журналистикой, сам пришел в военкомат и попросился в армию. Куда меня с удовольствием и забрали. Где я с удовольствием и отслужил два года.

В общаге посторонней личности жить, ясный пень, было запрещено. Но я надзирающих за порядком и облико морале студентов суровых и непреклонных тетушек и бабусек взял просто на измор. После выгоняния меня в двери всегда находилась добрая душа, которая открывала мне окно. И, в конце концов, хранительницы очага при встрече со мной перестали орать: «Опять ты тута, дылда бесстыжая!». Они улыбались и спрашивали: «Боря, ты завтракал? Пойдем, я тебя хоть чайком напою. С пряниками…» Я, со своей стороны, тоже всегда был готов помочь хорошим людям. То выгнать из общаги возомнивших о себе хамов, то розетку починить, то встретить тетушку с дачи, груженую обильными дарами природы, и дотащить мешки с корнеплодами до дому. Круговорот, короче, душевных отношений в природе.

Ну, да ладно. Как-то вылез я в коридор. Состояние было, как обычно по утрам – мерзопакостное. Вчера было лучше, товарищи. Вчера было, товарищи, веселее. И гляжу – кто-то в длинном халате разлегся прямо на полу. Подошел. Это была Наташка с нашего факультета. Одна из жертв того самого кренделя, которого потом утопили в болоте под деревней Бородино.

Наташка лежала вверх большим уже животом, обхватив его руками. И сосредоточенно смотрела в потолок. Я прокашлялся: «Натали, привет. Ты че – рожать собралась?» Она ответила только на третий или четвертый раз: «Я… упала». Оказалась, эта фефела напялила какую-то обувку со шнурками. Завязать шнурки – ей живот мешал. Она плюнула, и пошла на кухню так. В результате наступила на шнурок и брякнулась. Потом лежала в полном перепуге – типа, не случилось ли чего нехорошего в животе.

Тихо-мирно поставил я Наташку в вертикаль и отвел в комнату. И, балбес, вместо того, чтобы идти искать, где и чем похмелиться, попер на кухню варить какую-то манную кашу для женщины, которая готовится стать матерью.

И вот вам пожалуйста. Стоит только наступить на горло собственной песне в чью-то пользу, как начинаются приятные неожиданности. Я помешивал кашку, а на кухню зашел знакомый грузин Ваха. Поздоровались. Разглядев, чем я занят, Ваха начал ржать. Я тут же стал оправдываться и рассказал про Наташку. Тогда Ваха свой смех прекратил, посмотрел на мою опухшую физиономию средневекового мученика и покачал головой. Ушел. Вернулся с полбутылкой чачи, куском чурчхелы и кульком изюма. Все положил-поставил на стол передо мной и сказал: «Изюм помой, и в кашу добавь. Изюм для ребенка – о-о-очень палэзный». Потом опять фыркнул: «Боря! Если будет сын – назови его – Вахтанг!» И убежал, пока я манную кашу ему на голову не одел.

Ну, домашняя чача – она и есть… домашняя чача. Градусов семьдесят крепости, а вкус – исключительный. Сразу у меня и мозги на место встали, и руки перестали мимо кастрюльки промахиваться. Довел я блюдо до кондиции и принес Наташке. Убивал бы я всех беременных без суда и следствия! Заставить ее сьесть маленькую тарелочку каши оказалось настолько сложно, что я даже употел от усердия. Она выковыривала изюм, а от манки нос воротила. Хорошо, я чачу потихоньку прихлебывал. У меня еще было. Какой же красноречивый я сделался – аж сам удивлялся. А сработал почему-то только один из моих аргументов. Когда я завопил: «Ты, лахудра! Ты что – хочешь, чтобы у тебя дочка кривоногая была?» Наташка дернулась, испуганно посмотрела на меня и моментом слопала всю кашу. В награду за послушание я отдал ей остаток чурчхелы.

А как я встречал Наташку из роддома – это уже другая история…

По своей дурацкой натуре манной кашей с кавказским изюмом для беременной Наташки дело не ограничилось. Эта стадалица отмочила такую штуку, что я, когда до меня дошло, долго пыхтел и пукал. Слов найти – ну, никак не получалось.

Зашел я к ней как-то – типа, как дела. А она сидит, вся распухшая от слез. Оказалось, что она писала родителям в Сибирь про своего очаровательного жениха, с которым вот-вот они сыграют свадьбу. И совершенно неожиданно получила письмо, из которого узнала, что родители решили приехать. Типа, познакомиться с женихом, с его родителями, обсудить бюджет свадьбы и прочее.