Владимир Янковский - Пули для прокурора. Продолжение жесткого детектива

© Владимир Янковский, 2016

ISBN 978-5-4483-2398-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Саратов. Темный февральский вечер. Он шел домой. Без охраны. Без опасений. Это было древнее, но четкое правило игры – пока он при своей должности, его не тронут. Его охраняет Система Всея Руси, для которой личная безопасность преданных ей исполнителей не только дело принципа, но и самосохранения.

«Не убий прокурора» – этот негласный всероссийский закон не осмеливались нарушить даже самые «отмороженные» уголовники…

Но убили прокурора Саратовской области Евгения Григорьева как-то буднично и просто. У подъезда его дома в него вогнали две пули (стреляли из пистолета с глушителем). И уже первая оказалась смертельной…

Киллеры сработали профессионально. После умелой слежки, которую не заметили ни Григорьев (а он таких «охотников» в 90-е лично отправлял за решетку оптом), ни местные спецслужбы (они обязаны присматривать за безопасностью высоких областных чинов), преступники выбрали самое удобное, хотя и банальное для покушения время и место. Вечер, у подъезда. Но убивали почему-то без масок (с помощью свидетелей даже удалось составить фоторобот). Сначала это было похоже на странную небрежность – будто убивали не прокурора, а банального директора рынка…

«Видать, честный был прокурор», – рассудила на интернет-кухнях страна.

Правда, по народной нехитрой логике получалось, что покойный Григорьев в отличие от остальных 82 поныне здравствующих (дай им Бог здоровья!) областных прокуроров России совершил какую-то страшную, «системную» «ошибку». Такую, что его не смог защитить даже прокурорский мундир.

Но, не зацикливаясь на простецкой версии, о которой настойчиво говорит весь Саратов, дескать, «не взял, а за это наверху не прощают», мы попробовали на месте понять: где же все-таки «ошибся» честный саратовский прокурор Григорьев…

Комсомольская правда. 2008. 11.03.

Эту историю мне рассказала племянница, Надежда Фомина, уже знакомая вам по предыдущей книге «Замуж по заданию». Семья собралась в полном составе по случаю пятнадцатилетия бракосочетания Надежды… В конце вечеринки Надя, сидя возле меня с бокалом минеральной воды, задумчиво произнесла, наблюдая за играющим на компьютере своим сыном-подростком:

– А ведь свадьба наверняка бы не состоялось, не убей киллер в январе 2001 года прокурора…

– Но ведь саратовского облпрокурора убили в феврале 2008-го? – удивленно посмотрел я на племянницу.

– Этот случай всей стране известен, конечно. Впрочем, об убийстве нашего прокурора писали и в 2001-м достаточно много… Рассказать? – племянница заинтриговала меня.

Её многочасовой рассказ я изложил своими словами.

Автор.

Вам никогда не приходилось возвращаться не просто домой, а на Родину после долгого отсутствия? Тогда вам не знакомо то щемящее чувство, почти непередаваемое словами, состояние, как в детстве говорили, – «под ложечкой сосет» – так тревожно-волнительно было всегда: когда первый раз получила пятерку во втором классе, научилась плавать в третьем, в седьмом впервые целовалась с соседом по парте рыжим Антошкой Пырьевым – мы тогда остались дежурить в кабинете математики, а учительница ушла на совещание. Я вытирала доску, а одноклассник решительно подошел ко мне и, совершенно неожиданно для меня, чмокнул в шею. Замерев от волнения, повернулась к вмиг покрасневшему Антошке, залепила грязной тряпкой ему по лицу, а потом вдруг притянула к себе и первая поцеловала в губы.

Такой восторженно-эмоциональный подъем случился пять лет спустя, на первом курсе юрфака. Мне никак не давался английский, нашей суровой Изабелле Юрьевне или по-студенчески просто Белке надо было каждую неделю сдавать эти проклятые «тысячи» – так преподаватели называли определенное количество знаков, необходимых к переводу на очередное занятие. Главным спецом по английскому в группе считался Алешка Тарасов, закончивший специализированную «английскую» школу. Не скрою, Тарасик мне очень нравился, и перед сессией я напросилась к нему домой на совместный перевод. Алешкиных родителей дома в тот вечер не было – они, заядлые театралы, отправились на очередную премьеру в драматический театр.

Заниматься мы уселись рядышком в комнате Тарасова-младшего, за огромным письменным столом. Учебники, словари и тетрадки спокойно разместились на его полированной поверхности. Но расстояние между двумя тумбочками было слишком узко для двоих: наши ноги невольно соприкасались, не говоря уже об уткнувшихся друг в друга плечах. Всякий раз, объясняя мне русский перевод того или иного слова, Алешка поворачивался ко мне головой, на своих щеках я ощущала его теплое трепетное дыхание. В конце концов случилось то, что неизбежно происходит в жизни каждой девушки: через полчаса мы начали целоваться до синевы губ, а потом совсем потеряли рассудок…

Словно в тумане помню Алешкины дрожащие пальцы, неловко расстегивающие пуговички моего платья, потом гладящие мои плечи, спину, бедра, жаркие губы, прильнувшие к моей груди, в том миг у меня и «засосало под ложечкой» – и первое, к моему счастью, осторожное и нежное слияние в одно целое с мужчиной. Как безумно хорошо нам обоим было тогда!

В последующей, уже взрослой жизни, такое неописуемое по радости состояние случалось все реже и реже – вручение долгожданного университетского диплома, редкие встречи с любимым отцом, жившим далеко от меня, в Москве, – они с мамой развелись, когда мне было всего три года, и отца по-настоящему я узнала только в пятнадцать лет. Но на смену щемящей и звонкой радости косяком шли суровые и отнюдь не праздничные ощущения: ужаса – когда впервые вместо мишени мне пришлось стрелять в живого человека. Я знала: это бандит, он не должен уйти, целилась долго и тщательно, но каких трудов мне стоило нажать на спусковой курок! Животного страха – тогда одна и без оружия я оказалась против троих здоровых мужиков в темном подъезде чужого дома. Безнадежности – дело вроде бы выиграно, но радости от громкой победы нет.

В таком неопределенном состоянии безнадежности спустя в общей сложности полгода я возвращалась на родину из Соединенных Штатов. Поставлена окончательная точка в моем последнем деле. Американская Фемида, в отличие от российской, беспощадна. Питер Кинг и Стив Бинг, мои американские противники, чье участие в убийстве двадцатилетней российской девушки Лизы Синицыной мной было доказано, в конце концов оказались на электрическом стуле – тогдашний губернатор Техаса, а ныне американский президент, не стал портить свой имидж твердого политика и не помиловал убийц из Далласа.