Елена Федорова - Веретено Судьбы (сборник)

– Довольно, – Вацлав поднялся. – Не хочешь жить с нами, уходи к Маури. Ты принадлежишь ему. У тебя на пальце его кольцо.

– К черту все ваши кольца, – Глория сняла кольцо и швырнула его на пол. Вацлав поднял его, предупредил:

– Здесь не любят неврастеничек. Веди себя осмотрительней. Не стоит нарушать законы островитян. Не переступай черту, за которой мир не такой прекрасный, каким видится изначально. Надень кольцо.

– Нет, – Глория спрятала руки за спину.

– Надень, – Вацлав больно сжал ее плечо. – Кольцо – твоя защита. Оно спасет твою жизнь. Я не шучу. Шуазель – не место для шуток. Запомни, если островитяне что-то задумали, они не успокоятся, пока не доведут дело до конца.

– Ты хочешь сказать, что Маури не даст мне уехать отсюда? – спросила Глория. Вацлав кивнул. Глория закрыла лицо ладонями. Не хотела, чтобы Вацлав видел ее слезы.

– Почему, почему ты мне ничего не рассказал? – проговорила она, не убирая ладони от лица. – Это жестоко, бесчеловечно. Это…

– Я не имел права говорить. Я дал слово, – он отошел в дальний угол комнаты, сказал сдавленным голосом:

– Прости. Я ничего не мог изменить… Все должно было произойти так, как произошло. К сожалению, нам приходится расплачиваться за грехи наших предков.

– Бред какой, – сказала Глория, убрав руки от лица. – Неужели ты во все это веришь? – он кивнул. – Но, Вацлав, какими же злыми людьми должны были быть мои предки, чтобы подвергнуть меня таким нечеловеческим испытаниям?

– Они не думали о тебе, – ответил он. – Люди редко думают о других. Какое им дело до потомков, которые появятся через сотню лет? Ради сиюминутного удовольствия, которое можно получить здесь и сейчас, они готовы перевернуть мир вверх ногами.

– А чем ты лучше тех, кого ты с такой ненавистью обличаешь? – спросила она, глядя в его глаза.

– Я хуже, хуже, хуже всех, – прохрипел он. – Я – убийца. Я скрываюсь на этом острове от правосудия…

– Вацлав, пощади меня, – взмолилась Глория. – Зачем ты наговариваешь на себя? Я не верю ни одному твоему слову.

Он прошелся по комнате, сел в плетеное кресло напротив Глории, сказал устало:

– Я знал, что ты мне не поверишь. Ты чистая, добрая, милая девочка. Прости, что втянул тебя в эту историю. Прости, если можешь…

– Скажи, ты любил меня или только притворялся? – спросила она. Голос дрогнул.

– Ты мне симпатична, Глория, – улыбнулся он. – Но я нэ лублу тэбья.

– Спасибо за откровенность, – прошептала она. Поднялась.

– Задержись, пожалуйста, – попросил он. – Я должен рассказать тебе все. Мне необходимо исповедаться, очистить свою душу.

Глория опустилась в кресло. Ей хотелось крикнуть ему в лицо, что она не капеллан, чтобы отпускать грехи, но она лишь плотнее сжала губы. В глазах Вацлава блестели слезы. И тогда Глория поняла, что он любит ее. А все прозвучавшие слова нужны для того, чтобы помочь ей пережить потрясение. Они не могут быть вместе. Она должна с этим смириться. Она должна погасить огонь, пылающий в груди, и на пепелище построить новый город, еще более прекрасный…

– Вацлав Крайновский – звучное имя, которое я позаимствовал у одного известного афериста, жившего в Праге, – негромким голосом заговорил Вацлав. – Твоя матушка, пани Ванда, была права, когда утверждала, что Крайновский негодяй. На деньги, вырученные от продажи драгоценностей Гелены, он открыл игорный дом. Деньги потекли рекой. А с ними рекой потекли проблемы, к которым Крайновский готов не был. Он получил пулю в лоб, – Глория ойкнула. – Не волнуйся, к его смерти я не имею никакого отношения. Моя задача состояла в том, чтобы никто не догадался о смерти Крайновского. И тогда я стал великим шулером Крайновским. Я играл эту роль много лет. Играл блестяще. А потом… – он усмехнулся, – мне предложили выйти из игры. Но как это сделать? Надо уехать. Но куда? На поиски утраченной любви. Но любил ли кого-нибудь Крайновский? И если да, то кого? Подсказка пришла неожиданно. В доме Крайновского было множество женских портретов. Но одной даме отдавалось особое предпочтение. Ее имя тебе хорошо известно. Все ее портреты теперь у вас.

– Гелена Мировска?! – прошептала Глория.

– Гелена Мировска – моя любовь и мое отчаяние, – прочел я в дневнике Крайновского. – Эта маленькая пианистка отвергла меня. Она предпочла голодать, скитаться по миру, но не склонила голову. Я же всю жизнь преклоняюсь перед ней, перед ее талантом и мужеством. Я никогда не забуду, как она играла на рояле среди сожженного города. Ее руки летали над клавишами. Ее глаза горели так, что казалось, вот-вот начнется новый пожар. Он и начался. Пожар в моей душе, в моем сердце. Я любил и ненавидел ее одновременно. Я оклеветал ее перед Анджеем. Я заставил его поверить в порочность этой непорочной женщины. А когда она исчезла, я показал ему все ее письма. Он плакал, проклиная и меня и себя. Он выкрал все драгоценности нашей семьи и уехал в Краков.

Так Анджей решил отомстить мне. Не скрою, на некоторое, недолгое время он меня огорчил. Мне было неприятно чувствовать себя нищим. Но все позади. Я вновь богат и счастлив. А Веселовского уже нет. Уже нет…

Мы не узнаем, был ли он счастлив. Любил ли кого-то кроме Гелены. Остаток дней он провел со своей дочерью Амандой. Были ли в жизни Анджея другие женщины? Не знаю. В моей жизни их точно не было. Любимых не было. Хотя одна пани мне приглянулась. Юная пани Ванда Тышкевич. Но это к делу Гелены не имеет никакого отношения… Гелены нет, а я есть. Я буду жить вечно. Я нашел средство, которое помогает мне в мои шестьдесят выглядеть юнцом, – Вацлав улыбнулся. – Идея оставаться вечно молодым мне тоже понравилась. Я решил, что превратившись в Вацлава Крайновского смогу сделать много хорошего, смогу уравновесить чашу весов своего бытия.

Вацлав поднялся, поцеловал Глорию в лоб, шепнул:

– Лублу тэбья, дэвочка мойя. Я помогу тебе уехать. Только обещай ничего не делать без моего ведома. Мы союзники. Да?

– Хорошо, – проговорила она, не совсем понимая, что все это значит.

Вацлав откинул полог, крикнул что-то в темноту, сгустившуюся над землей. В ответ раздался звонкий женский смех и приглушенный мужской. Заиграли тимары. Островитяне запели свою любимую песню.

– Эту ночь мы проведем все вместе: ты, я, Олла и Маури. Таков обычай, – сказал Вацлав, отодвинув ширму, за которой находилась громадная деревянная кровать, накрытая пестрыми тканями.

– Сегодня ты будешь спать в моих объятиях, а завтра… – Вацлав улыбнулся. – Завтра ты сама решишь, что делать: уезжать или остаться.

– Я должна уехать, – сказала она решительно.

Он сделал вид, что не расслышал ее слов. Еалантно поклонился:

– Пше прошу, пани, – указал Глории ее место на огромном ложе и вышел.