Елена Федорова - Башмачник по имени Время (сборник)

Он что-то ей тогда сказал и ушел торопливой походкой. Ушел, чтобы вновь вернуться на закате нового дня. Чтобы потом возвращаться сюда каждый вечер…

Рудин не заметил, как прошел месяц. Как простая прихоть, шалость, превратилась в жизненно важную потребность. Ему нужно было видеть темный силуэт девочки, сидящей на парапете. Нужно было слышать несколько ничего не значащих фраз. Нужно было проговорить театральные монологи, в которые он незаметно для себя стал вплетать свои слова, рассказывающие об истинных чувствах. О его чувствах и переживаниях. В напряженном молчании Руси он стал угадывать одобрение или упрек. Но ни разу он не уловил безразличия. Рудину стало казаться, что между ним и Русей возникла прочная связь, которую никто никогда разорвать не сможет.

Он несколько раз порывался приблизиться к Русе, но почему-то робел. В последний момент решимость покидала его. Он отступал в тень. Убегал, чтобы потом мучительно ждать новой встречи. Вот и сейчас он не решается спрыгнуть вниз, на песок, чтобы оказаться с ней лицом к лицу. Он возвышается над ней. Это помогает ему скрыть смятение. Ее вопрос: «Кто вы сегодня, господин Рудин?» висит между ними маятником, отмеряющим вечность.

Рудин не знает, что ответить. Во всем его облике читается растерянность. Чувствуя это, Руся молчит. Во всем ее облике читается снисхождение, сочувствие, сожаление…

– Закат был сегодня бледно-сиреневым, – говорит она нараспев. Говорит, чтобы разрушить стену неловкого молчания. Чтобы вернуть Рудина в привычное, выстроенное им самим русло их вечерних свиданий. Ей грустно от того, что он такой запрограммированный человек. Ей жаль, что он так мелок, так ничтожно мал в своем величии, в своем возвышении над ней, что нет сил смотреть на его лицо. Хорошо, что в темноте она видит только очертания. Ей этого довольно. Она поворачивается спиной к Рудину, идет к морю и, неожиданно для себя, выкрикивает:

– Прощайте, Ру-ди-н-н-н-н…

Его захлестывает волна ярости. Он перемахивает через парапет, оказывается перед ней, говорит решительным тоном:

– Постойте. Я должен объясниться…

Она замирает. Смотрит на него с интересом. Ее лицо, милой округлой формы, манит своей белизной. Рудин берет его в ладони, целует, шепчет: – Спасибо.

Маруся молчит, смотрит на него изучающее. В ее взгляде читается тот же вопрос: «Кто вы сегодня, Рудин?» И он начинает говорить. Вначале сбивчиво, а потом все уверенней. Он рассказывает ей о себе все, все, все без утайки. Он еще не осознает, что эта исповедь нужна не ей, ему, для очищения души. Ему, Станиславу Рудину, нужно понять самого себя. В глазах Руси он видит свое отражение. Это не привычное отражение успешного человека в зеркале, это отражение человека, пытающегося постичь тайну бытия, ищущего смысл жизни.

Стоя перед Марусей, он понимает, как глупо звучит подслушанная где-то фраза: «выигрываешь жизнь, проигрываешь судьбу». Разве можно выиграть жизнь, если ты уже живешь на земле? Неужели все, происходящее вокруг – не явь, а сон? Что, в таком случае, значит – жить? Что такое судьба? Может, это просто слово, придуманное для объяснения тех или иных неприятностей и неудач, происходящих с нами? Но, каким словом тогда объяснить их с Русей встречу? Его неожиданный порыв? Ее все понимающий взгляд? Руся знает, что он может уйти и забыть про нее. Но, что тогда он, Рудин, выиграет? Ничего. Наоборот, он проиграет разом все свое состояние. Он – одинокий пианист, пытавшийся жить в мире иллюзий, вновь потерпит кораблекрушение. А она, Руся, в каком мире живет? Бывают ли шторма и бури в ее мире? Может ли она выйти на палубу, чтобы встретить девятый вал? Может, иначе бы она на него так не смотрела. Так может смотреть только бесстрашный человек, знающий ответы на все или почти на все вопросы…

Маруся улыбнулась, протянула к нему руки ладонями вверх и сказала:

– В моих руках чаша Божьей Любви. Возьмите, если хотите.

Рудин растерялся. Минуту он смотрел на ее ладони, не зная, что делать. А потом взял в свои. Ощутил обжигающий жар. Отдернул руки и спросил:

– Что это?

– Огонь Божьей Любви, – улыбнулась она. – Он поможет вам найти выход из лабиринта бытия. Вы, Рудин, движетесь не в том направлении.

– Откуда вы знаете? – нахмурился он.

– Вижу, – ответила она. – Возьмите чашу, не бойтесь. Двигаться к вершине познания без нее не возможно.

– А как же вы? Я не посмею оставить вас без огня.

– Не волнуйтесь, – улыбнулась она. – Огонь в моей чаше никогда не погаснет. Его не станет меньше от того, что я им поделилась с вами. Наоборот, чем больше я отдаю, тем сильнее он горит.

Она протянула Рудину ладони. Он прижал свои руки к ее рукам. На этот раз жар был не таким обжигающим. Рудин улыбнулся, опустил лицо в ее ладони, замер. Волна блаженства разлилась по всему телу. Оно стало легким, невесомым, словно утратило силу земного притяжения. Рудину не хотелось шевелиться. Он был благодарен Марусе за то, что она не торопит его. Что она не говорит ни слова. Она просто держит его лицо в своих ладонях.

– Почему я не поговорил с ней раньше? – подумал Рудин. Но тут же пришла другая мысль:

– Хорошо, что я не заговорил с ней раньше. Раньше я бы не принял от нее чашу Божьей Любви. Я бы не понял смысл иносказания, глубину познанного ею, и не познанного мной. Мое высокомерие должно было достичь наивысшей точки, чтобы я наконец-то понял, как глупо измерять себя самим собой.

Рудин поднял голову. Замер от изумления. Все пространство вокруг них было залито ярчайшим светом. В серо-голубых глазах Руси плясали лучики восторга. Глаза Рудина просветлели, приобрели солнечно-янтарный оттенок.

– Это чудо, – прошептал он. – Я давно перестал верить в чудеса. Давно… Разве такое возможно без специальных киноэффектов? Без…

Руся прижала свою ладонь к его губам, покачала головой.

– Не многословьте. Послушайте тишину.

Сказала и убрала руки. Все вокруг стало таким, как было прежде. Темный пустынный берег. Темное звездное небо. Темные волны, поющие колыбельную. Ветер, треплющий волосы. Рудину стало страшно, что Руся сейчас уйдет, а вместе с ней исчезнет ощущение чуда. Как сохранить его? Как удержать? Нужно ли удерживать?

– У меня завтра спектакль. Приходите, – сказал Рудин, крепко сжав руку Маруси.

– Спасибо, но… – она посмотрела на него, вздохнула. – Я не хочу смотреть на лицедейство. Мне важнее знать, какой вы человек, Рудин? Вы, вы настоящий мне интересней. Монологи ваших героев я выучила наизусть. Иногда мне даже хотелось вам подсказать верную реплику, но я молчала, ждала, как вы выпутаетесь из затруднительного положения. Вы всегда были на высоте, – она усмехнулась. – На высоте вашего актерского мастерства. Вам пора двигаться дальше. Я могу вам помочь… Вы знаете, где меня найти…