Милле Мунк - Сага Овердрайв

Сцену переснимали снова и снова, снова и снова, по бесконечному кругу. То юбка у одного из ангелов задралась слишком сильно, и приходилось переснимать дубль; то юбка ни у одного из ангелов не задралась вовсе, и это тоже никого не устраивало.

– Silver Nine: Diabolic Impulse! – дрожа от холода, говорил демон, изображавший дьявольскую страсть. – Пламенное объятие зимы в твоем флаконе!

И девушки бежали к нему, и прижимались к нему щекой, заодно прижимались боками друг к другу – все что угодно, лишь бы не чувствовать холод.

– Почувствуй тепло! – Демон улыбался и целовал Майю в шею, слегка касаясь замерзшими пальцами ее подбородка. И оба думали лишь о том, как бы поскорее оказаться дома, под одеялом и с чашкой горячего чая, подальше от порочных страстей и адского морозного ветра.

Silver Nine: Diabolic Impulse – пламенное объятие зимы в твоем флаконе! Почувствуй тепло! Silver Nine: Diabolic Impulse – пламенное объятие зимы в твоем флаконе! Почувствуй тепло!

Тридцать шесть дублей, бесконечно повторяя одни и те же слова, одни и те же движения, отчего вскоре терялся всякий смысл; страстно, но бесчувственно, с одной и той же интонацией, но все с большим раздражением. Актер касался пальцами подбородка Майи, а она сдерживалась, чтобы не поморщиться от холода; опускала глаза и изображала чувственную улыбку, стараясь не стучать зубами. «У него короткие пальцы, – думала Майя. – Он ни за что бы не приручил ту дикую гитару».

Съемки закончились в пять часов вечера. Моделям заплатили наличными на руки, в замерзшие и покрасневшие руки – тонкие белые конверты. Вернувшись в «Королевство Розового Единорога!», в свою комнату над восклицательным знаком, Майя вскрыла свой конверт – его содержимого едва ли бы хватило на пару изящных коктейлей в «Кроличьей Норе». Майя усмехнулась. «По крайней мере, теперь я знаю, сколько получают ангелы», – подумала она.

Затянувшаяся осень, в которую так был влюблен Ник, перегорела и кончилась в середине декабря; погода сорвалась с цепи, температура рухнула ниже нуля и понеслась под откос, словно снежный ком, который уже не в силах был остановиться. Градусник на стене гаража примерз к железной стене, которую Юн и Ник так и не успели обить. Несколько десятков смятых картонных упаковок до сих пор валялись в углу.

Они стали репетировать по ночам три раза в неделю; вместе с этим Юн продолжал играть в переходе, а Ник подыскивал себе новую работу. Первый концерт их группы должен был состояться в подвальном баре «Сансара» на окраине промышленной зоны. Вскоре после того как они выложили свои демозаписи в сеть, с ними связался организатор небольшого фестиваля, который сам играл в группе. Он предложил им получасовой сет. В концерте принимали участие еще пять других исполнителей, но кроме отвратительного звучания между ними не было ничего общего: два поп-рок коллектива, панки, косящие под Ramones, металлисты с женским вокалом и даже один диджей. Все были начинающими и никому не известными музыкантами, поэтому организатор, чтобы оплатить аренду помещения, просил помочь ему с рекламой. Он вручил Юну и Нику листовки, грубо обработанные и отпечатанные на обычном струйном принтере. На афише их группа была написана неправильно: «The Transporters».

– И что нам с этим делать? – с улыбкой спросил Юн.

– Расклейте где-нибудь, – говорил бритоголовый организатор с двумя серьгами в левом ухе. – Делайте что угодно, только приведите с собой на концерт хотя бы пятнадцать человек.

– Но ведь мы еще ни разу не выступали, кто на нас пойдет? – сказал Ник. – Мы вряд ли соберем даже столько.

– Зовите общих знакомых, друзей, бабушек, дедушек, дальних родственников…

– Я из другого города, – сказал Юн, качнув головой, – у меня здесь нет знакомых.

– Тогда придется завести. – Организатор развел руками. – Иначе мы не окупимся, и вам самим придется оплачивать пятнадцать билетов, понятно?

Юну и Нику пришлось согласиться на эти условия, потому что других вариантов у них не было. Прежде, когда они отправляли кому-нибудь ссылки на свои песни, им либо не отвечали, либо отказывали в выступлении на разогреве. Это был их единственный шанс «засветиться».

– Мы можем попробовать, нужно же с чего-то начинать? – говорил Ник, сам не слишком уверенный в собственных словах. – В конце концов, мы ничего не теряем, верно?

Терять им действительно было нечего. Когда кончились деньги, Нику пришлось съехать со съемной квартиры. Последний месяц он перебивался на разовых подработках – с последней его выгнали за то, что он завел «служебный роман». Ник работал клоуном в детской больнице, развлекал детей с раком костного мозга, а по пути обхаживал своего компаньона – студента актерского вуза, проходившего практику.

За неделю до концерта Ник перетащил в гараж свой водяной матрас и сумку с вещами; свободного места почти не осталось, и старый диван пришлось передвинуть к дальней стене.

Когда Юн вернулся после расклейки листовок по окрестным стенам и столбам, в гараже повсюду была раскидана одежда и всякий мусор: куски мятой фольги, бумажные полотенца, испачканные в табаке, словно в запекшейся крови; пахло каким-то экзотическим фруктом. Перед кальяном в одних трусах сидел Ник, бок о бок с неизвестным взлохмаченным парнем. Они оба уставились в телевизор, повернувшись спиной ко входу, и играли в приставку. Юн вздохнул, стряхнул снег, скинул кеды и бросил в дальний угол моток скотча. От жара натопленной печки и густого дыма было нечем дышать, поэтому Юн оставил железную дверь чуть приоткрытой.

– Как погода? – спросил Ник, даже не повернувшись.

Юн не ответил. На улице закончилась ледяная буря и теперь неприятно моросило ледяным дождем.

– Я весь день лепил эти гребаные афиши, так что завтра твоя очередь, – раздраженно сказал Юн. – Хотя я уже сомневаюсь, что в этом есть хоть какой-то смысл.

Он медленно опустился на пол и взял на руки паука. «Не так я представлял себе жизнь в Мегаполисе», – подумал Юн. Чучу пыталась выбраться из его ладоней, выскользнуть сквозь пальцы, но Юн не позволял ей, превращая побег в игру.

– Не волнуйся, все образуется, – расслабленно проговорил Ник. – Я уже нашел нам одного зрителя.

Парень со взъерошенными волосами, сидевший рядом с ним на матрасе, обернулся и кивнул Юну.

– Я слушал ваши записи, очень неплохо! Обязательно приду на ваш концерт, – сладко проговорил он. И добавил после паузы: – Милая у тебя татуировка, вот тут.

Он провел пальцем по своей левой щеке.

– «Милая»? – хмуро переспросил Юн, подняв на него глаза.

– Он хотел сказать «крутая», – поправил Ник и посмотрел на Юна. – «Крутая» татуировка паука под глазом.

– Это паучиха, девушка без лица из моего сна, – объяснил Юн.